— Да. Ты оплакиваешь утрату того, что ты
Она была права. Я всегда представлял, как привезу своих детей в их дом, к бабушке и дедушке, на пикник и ночевку. Теперь от этого придется отвыкнуть.
Я чувствовал себя пораженным.
Поверженным.
Истощенным.
— Но, если у
— Милый, как я сказала, отношения между мной и твоим отцом — не
***
Час спустя мы с Кейси были на пути домой, она была тихой. Очень тихой.
— О чем думаешь?
Она вздохнула:
— Прокручиваю в голове все, что сказала твоя мама.
— Какую именно часть?
— Все, но особенно ту часть, когда она сказала, что нет двух одинаковых семей, они все разных цветов, размеров и форм. Это очень задело меня, — нервничая, она опустила голову и начала заламывать руки. — И та часть, где она сказала, что иногда люди в двадцать пять не такие как в пятьдесят.
Я посмотрел на нее, затем на дорогу.
— Что ты хочешь сказать?
Она покачала головой.
— Нет. Нет. Ничего о нас, совсем ничего. Я просто рассуждаю. Думаешь, люди в двадцать пять иногда хотят чего-то другого, нежели они хотели в двадцать? На примере Зака?
Я стиснул челюсть и впился пальцами в руль.
— Просто подумай, Броди. Факт в том, что он здесь и кажется другим. Я чувствую, будто должна девочкам, по крайней мере, дать шанс завязать значимые отношения с ним.
— Ты ничего ему не должна, — твердо ответил я.
— Ладно, ты прав. Я ничего ему не
— Что, если он захочет вернуть
— Ни за что! — уверенно подытожила она. — У меня есть самый сексуальный, самый сладкий, самый потрясающий парень на планете, который не боится надрать ему задницу, если он перейдет границу.
— Ты можешь повторить, часть о надирании задницы.
— Мы хотим двигаться дальше, как пара, так?
— Правильно, — согласился я.
— Тогда мне нужно твое одобрение.
— Зачем?
— Броди! Потому! Я люблю то, как ты, будто яростный лев защищаешь свой прайд, защищаешь девочек и меня, но ты не можешь бить его каждый раз, когда он появляется в доме, чтобы увидеться с ними.
Я глубоко вдохнул и выдохнул как дракон.
— Когда ты встречалась с ним в парке? Мы не обсуждали это.
Она снова опустила голову.
— Он хотел увидеть девочек, но мне было неловко знакомить их, особенно потому, что ты еще не знал о нем, поэтому предложила привести их в парк поиграть и он понаблюдает за ними издалека. Мы были вместе минут пятнадцать.
— Хм.
— И что это значит?
— Не так плохо, как я себе представлял, — признался я.
— Что же ты представлял?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Вы двое устроили пикник и катаете их на качелях.
— Боже! — усмехнулась она. — Даже и близко не угадал. Ты единственный с кем я хочу подобного. Но не с ним.
— Но...
— Хватить «нокать» и придумывать всякое, в том числе, что я собираюсь сбежать с ним, только потому, что он вернулся, Ты то, чего я хочу, Броди. Я хочу тебя сейчас. Буду хотеть через десять лет. Буду хотеть через пятьдесят лет. А теперь, давай закатаем рукава и поработаем над этим дерьмом, — она подмигнула мне.
Мы остановились на светофоре, и я воспользовался остановкой, чтобы наклониться и поцеловать свою девочку. Она улыбнулась мне и поморщила свой веснушчатый нос, который ставит меня на колени. Я не мог представить, как проведу с ней тридцать лет, а затем просто сдаться. Если мне настолько повезет, и однажды я уговорю ее выйти за меня, я буду крепко держать ее и никогда не отпущу.
29
– Почему я так нервничаю? – спросил Броди, расхаживая по кухне, как новоиспеченный папаша.
Я рассмеялась.
– Потому что им по шесть и только Бог знает, что придет им на ум.
Сегодня был именно такой день.
Сегодня именно ТАКОЙ день.
Мы сядем с девочками и расскажем им о Заке. Я нервничала, но была невообразимо рада сбросить эту гору с плеч и двигаться дальше. Я понятия не имела чего ждать от них, когда рассказала им. В конце концов, им всего шесть лет.
– И что же ты скажешь? – он сел за кухонный остров, нервно постукивая пальцем по столу.