Он не ожидал, что хотел поделиться всем этим с ней, но удивился тому, что не упомянул, кто же помог ему выбраться. Понял, что не хочет называть ее имени. При мысли о ней в присутствии Амиры все, что он испытывал за последний год к той женщине, словно усыхало. Сжималось.
– Не понимаю, – все, что она сказала – так тихо, что с губ срывались не слова, а что‐то вроде шелеста. – Очистился?
Возможно, ему нужно было просто с кем‐то поделиться или посмотреть, как исказится ее лицо тревогой, или показать то, что будет преследовать ее так же, как ее образ преследовал его все эти годы. Он закатал рукав рубашки и показал ей руку. Даже в темноте была видна россыпь точек, отмечавших путь вены.
«Темная маленькая точечка. Несмываемое пятно. Такое тяжелое и черное, что не может отличить добро от зла».
– О, Амар, – прошептала она.
И коснулась его руки. Руку, а потом и все тело прошило электрическим током. Он отшатнулся, опустил рукав и снова застегнул манжету. В ее глазах блестели слезы.
– Ты не должна никому говорить, – сказал он уже резче. – Ни о том, где я живу, ни о том, что я сделал.
– Мы можем больше вообще друг с другом не разговаривать, но я никогда не предавала и не предам твоего доверия.
Он хотел ей верить.
– Ты все еще… – прошептала она.
Он помотал головой:
– Иногда я чувствую, что это словно было в другой жизни. А иногда совершенно уверен, что снова буду колоться, что это чуть ли не моя судьба. Будто я в тюрьме и жду, когда мне озвучат приговор. Но я знаю, что, если начну, мне больше не остановиться.
Она смотрела на него так, как иногда смотрели другие люди. Как будто их любовь к нему не имела значения. Любовь, которая причиняла больше боли, чем давала что‐то в ответ.
– Я больше не вижусь с теми парнями, которых встретил, когда только приехал туда. Нашел новую работу и подработку поваром в городском ресторане с хорошей репутацией. Я неплохо готовлю. Работа трудная, но меня ценят.
Он не совсем понимал, о чем она думает, счастлива ли за него или такого же мнения о нем, как, по‐видимому, отец.
– Пообещай, что больше никогда не начнешь снова, – сказала она.
– Думаю, это важнее, чем обещания, данные себе, – кивнул он, и она слегка улыбнулась.
Каждый день, проведенный без этого, был подарком, и он боялся, что будет употреблять снова так же неистово, как когда‐то боялся ночных кошмаров. Никогда, никогда. Если это повторится, то не при солнечном свете, а в час, когда небо почернеет – только тогда, только в такую ночь
Амира протянула ему мизинец, как ребенок, и он, как ребенок, зацепил его своим. Его снова прошило током.
–
–
Она поцеловала свой большой палец. Он последовал ее примеру. Она сильно потянула его за мизинец и отпустила. Он подумал, что сейчас она скажет «пора возвращаться», но вместо этого она спросила:
– Помнишь ту вечеринку, когда мы впервые заговорили друг с другом?
Он помнил каждый вопрос. Помнил, сколько птиц сидело на проводах и сколько улетело.
– Меня подговорили подруги, – призналась она, и хотя это случилось так давно, он был буквально раздавлен мыслью о том, что она подошла к нему не по собственной воле. – Все девушки из мечети считали тебя странным. Всегда такой тихий, всегда один. Но я запомнила тебя с того дня, как ты начал приходить к нам, и ты много лет мне нравился. Ты был хорошим, но они этого не замечали. И даже ты сам не замечал. Они не думали, что у меня хватит смелости, но я знала, что, подначив меня, сами того не понимая, сделали огромный подарок. Теперь я могла сделать то, чего хотела, – просто поговорить с тобой.
– Значит, их вызов обернулся удачей для нас…
– Даже зная все, что мы знаем сейчас.
– Особенно зная все, что мы знаем сейчас.
Она грустно улыбнулась ему:
– Знаешь, мама видела нас в тот день, когда ехала домой. Меня отругали в присутствии братьев и отца. Я была так унижена. Брат Аббас заступился за меня. Велел маме успокоиться и сказал: «Конечно, они могут разговаривать друг с другом. Это все вы превращаете обычный разговор в грех. И чего же ожидаете после этого? Мы постоянно видим друг друга и даже не можем вести себя как люди? Оставь ее в покое. Амар – хороший парень. Он ничего такого не имел в виду. Пусть она разговаривает с ним, если хочет». Поэтому мама смягчилась. Она всегда прислушивалась к Аббасу. Аббас был ее моральным компасом, когда она не знала, что делать. Но все же я так стыдилась. Думала, что больше никогда не заговорю с тобой.
– Пока я не пришел к твоей двери в ту ночь…
– Да. И ты был единственным, кто утешил меня, пусть и немного. Я думала о том, как брат Аббас защищал тебя, защищал нас. Когда я услышала стук, открыла и неожиданно увидела тебя, когда поняла, сколько сил мне придало твое появление, я даже в тот ужасный момент подумала, что это нечто вроде знака.
Они замолчали. Она разобьет его сердце, когда поднимется, чтобы вернуться на свадьбу. Он уже чувствовал приближение этого момента.