Место для памятника

Так Осокин и предполагал, так он и думал, что существует бумажка; без нее люди не ведут себя столь уверенно. Подобных посетителей с записочками, резолюциями, ходатайствами, по которым он обязан был обеспечивать, содействовать, предоставлять, Осокин терпеть не мог. Он даже выступал против подобной практики. Все эти записочки урезали его и без того скудные возможности. Нарушался порядок, последовательность всех прохождений, весь механизм, который он с таким трудом налаживал.

Письмо со штампом управления, номер которого требовал внимания, было обращено к глубокоуважаемому товарищу Осокину с просьбой помочь научному сотруднику Лиденцову, занятому важнейшими исследованиями. Какой-то сверхпроводимостью при комнатной температуре... какая-то гипотетическая сверхпроводимая молекула, - как будто Осокин должен был понимать, о чем идет речь. Самомнение ученых больше всего раздражало Осокина, - то, чем они занимаются, обязательно проблема всемирного значения, и все остальное перед ней - мелочи. Однако в этой бумаге было что-то сверх обычное, - Осокин никак не мог понять, что именно, но что-то беспокоило его. Что-то в ней было особенное.

- Одну комнату вам, - повторял он, - без очереди, ну конечно сверхпроводимость, - и вдруг воскликнул, озаренный догадкой: - А подпись-то, а!

- Что подпись? - удивился Лиденцов.

- Подписано-то академиком Ляхницким! - торжествуя, сказал Осокин.

- Да-да, он в курсе моей работы.

- Ах, в курсе, - Осокин обрадованно покивал, - а между прочим, умер он в прошлом году. Или в позапрошлом? - и уличающе поднял палец.

Но никакого замешательства не произошло, Лиденцов был даже разочарован.

- А, вот вы о чем, - сказал он. - Но какое это имеет значение?

Признаться, Осокина тут чуть тряхануло.

- Как так - какое значение? Очень даже большое значение. Оно же недействительно! Придется вам новое письмо брать. Пусть академик Полуянов, он у вас теперь, пусть он обратится.

- Полуянов? Что вы! - Лиденцов руками замахал. - Полуянов не был никаким ученым. Пустой сундук. Он никогда не верил в такое решение задачи.

Именно после этой странной фразы Осокин впервые внимательно посмотрел на Лиденцова, заметил детскость его нездорово темного лица. Слегка прищуренные яркие глаза были как прорези куда-то, где что-то клубилось, менялось...

- То есть как это - был? - медленно и строго спросил Осокин. - Что вы имеете в виду?

- Господи, да никто ж про него и не помнит.

- Погодите. - Осокин подымался, опираясь о стол. - Я ведь только вчера говорил с ним по телефону.

Лиденцов досадливо поморщился:

- А-а-а, если в этом смысле...

Осокин уверял, что его слова о Полуянове были не случайной оговоркой. И в то же время невозможно представить, на что этот человек рассчитывал. Обмануть? Запутать? И не смутился, когда его поймали с поличным, когда Осокин, стукнув по столу, напомнил, что Полуянов депутат, заслуженный человек и кто дал право... И тут Осокин постучал по столу иначе, кончиком ногтя, - так, чтоб было вполне понятно.

- Учтите! - заключил он тоном, не требующим ответа.

Но Лиденцов шагал по кабинету, разглядывая носки своих растоптанных туфель. Он упирался кулаками в днища карманов и думал о чем-то своем. Вполне возможно, что он не слышал Осокина.

- А если 6 к вам пришел Шокли? - вдруг спросил Лиденцов.

- Кто?

- Да, вы можете и не знать... ну, допустим, Менделеев?

- Что за Менделеев?

- Дмитрий Иванович Менделеев, слыхали? И вот Менделеев нуждается в комнате. Ему тоже надо получить бумажку от Полуянова?

- Но вы пока что не Менделеев.

Лиденцов не обратил внимания на его усмешку.

- А все же, если бы пришел Менделеев?

На психа Осокин не стал бы сердиться. Психов он умел выпроваживать. Но в том-то и дело, что Лиденцов не был психом, у Осокина и мысли такой не возникало.

- Скромности вам не хватает, скромности, - произнес Осокин тоном, который следовало бы учесть.

Тем не менее Лиденцов не смутился, - наоборот, похоже было, что ему стало смешно, он тихо посмеялся чему-то своему, но при этом немножко и над Осокиным.

- Между прочим, - Осокин откинулся на спинку кресла, - срок вашей прописки кончился. Вы нигде не прописаны.

- И что же?

- А то... будто вы не знаете. Вы вообще лишаетесь всяких прав. Из очереди вас следует исключить.

- Это невозможно, - горячо сказал Лиденцов. - Вы, наверное, не представляете себе размаха проблемы.

Смеяться Лиденцов все же перестал, схватил свое недействительное отношение и принялся вычитывать оттуда хвалебные формулировки и комментировать.

Данный момент в рассказе Осокина был наиболее невнятным. Он тогда не придавал никакого значения словам Лиденцова. Он постукивал карандашиком, ожидая, когда кончится эта тарабарщина.

А именно эта часть беседы в дальнейшем представляла особый интерес, поэтому Осокина уговорили провести сеанс стимуляции памяти. Удалось восстановить немногое. По обрывкам фраз можно лишь догадываться, что Лиденцов говорил о возможности изменить всю энергетику, электронику, биологию... "Ясно станет, как генетическая молекула хранит информацию", вот, пожалуй, единственная буквальная фраза, которую привел Осокин.