Никогда еще ему не приходилось видеть сразу столько математиков. Невозможно было даже представить себе такое их количество, собранное вместе, а уж тем более понять, зачем их столько и что они делают. Это было то же самое, как если бы он попал, например, на конгресс дирижеров или укротителей. Тысяча дирижеров… В глубине души его сохранилось детски почтительное отношение к специальности математика как к необыкновенной и редкой, потому что люди, способные всю жизнь вычислять, возиться с понятиями невещественными, неощутимыми, со знаками и линиями, должны иметь головы, устроенные иначе, чем у обыкновенных людей.
— О, кого я вижу! — обрадованно пропел кто-то над Кузьминым. Это был молодой, гибко-тонкий, пружинистый, смутно знакомый Кузьмину инженер-расчетчик из Управления, с фамилией на «бу» или «бы» — никак не вспомнить. — Какими судьбами вы здесь, вот не ожидал… — Фраза повисла неконченная, столь ясно, что он забыл имя-отчество Кузьмина, а по фамилии назвать не решился. Потому что если по фамилии, то надо было приставить «товарищ» — «товарищ Кузьмин», что уж звучало неприлично, поскольку Кузьмин был не просто старше его, но принадлежал к начальству.
— Случайно я тут, случайно, — успокоил его Кузьмин. — А вы?
— Я-то не случайно, я делегат, — и на песочном в крупную клетку пиджаке его блеснул эмалированный значок. — Я ведь соискатель. А вы как думали.
— Никак я не думал, — сказал Кузьмин. — Не успел.
Инженер рассмеялся, соглашаясь на подобную шутку. Значок его казался больше и ярче других значков.
— Разрешите к вам? — И, не дожидаясь ответа, позвал: — Витя! Давай сюда. Виктор Анчибадзе, — пояснил он. — Звезда первой величины, слава грузинской школы.
Округлый, мохнато-черный, похожий на шмеля Витя, нагруженный тарелками, поздоровался с Кузьминым без особого интереса и увлеченно продолжал про чей-то доклад, называя инженера Сандриком.
Говорили они непонятно, было заметно, что Сандрик красуется перед Кузьминым этим особым языком посвященных.
— Проблема разрешения разрешима с одним аргументным местом, — звучно произносил он, и крепкие зубы его впивались в бело-розовую ветчину.
— Вы уж нас простите, — перекинулся он к Кузьмину с улыбкой, — у нас, математиков, все не как у людей. Для постороннего это, наверное, дико. Меня вот сегодня венгры атаковали. Они по-нашему ни бум-бум, я по-ихнему с той же силой. И что вы думаете? Потолковали за милую душу…
А зубы его работали, и руки, и глаза, и то и дело он вскакивал, кому-то приветственно махал, здоровался, не прерывая разговора ни с Анчибадзе, ни с Кузьминым…
— …Наша наука — единственная научная наука. Госпожа всех наук! У нас что сумел, то и сделал, ни от чего не зависишь. Только от этого! — И он энергично постучал себя по лбу.
— Значит, госпожа, а я-то думал, что вы помощники, — сказал Кузьмин.
— Пусть не госпожа, пусть служанка, пожалуйста, — нетерпеливо и обрадованно подхватил Сандрик. — Только служанки бывают разные. Есть такие, что несут сзади шлейф, а есть и другие, что несут впереди факел. Понятно? — от удовольствия даже прижмурился.
Особенно нахально прозвучало у него вот это «понятно?». Никогда в Управлении он не посмел бы в таком тоне разговаривать с Кузьминым.
— Служанка с факелом — это нужнее госпожи. А? — поддразнивая, сказал Анчибадзе. — А если без факела? Еще лучше. В темноте вообще не разобрать, who is who[3]
. А? — И он засмеялся озорно, с подмигом.Кузьмин почувствовал себя старым, вернее устаревшим для таких игр. Да и слишком неравны были силы.
— Хорошо бы к такой закуси стопаря опрокинуть, — вдруг сказал он.
Анчибадзе выкатил на него пылко-черные глаза, усваивая этот поворот, и одобрил.
— Годится. Сандрик!
Не успел Кузьмин проследить, что откуда, как перед каждым стоял бумажный стаканчик с коньяком.
— Поехали, — сказал Кузьмин и выпил без особой охоты.
— Вы на какую секцию идете? — спросил Анчибадзе.
Кузьмин сделал загадочное лицо:
— У меня здесь совсем иная миссия.
На мгновение ему удалось вызвать их интерес. Но тут же Сандрик зашептал с восторгом:
— Перитти! Гениальный мужик! Глава миланской школы.
Кузьмин и не повернулся. Плевал он на этого Перитти. Маленькие голубоватые его глазки, устремленные на Сандрика, медленно темнели.
— Между прочим, как у вас с пересчетом пускателей? — спросил он.
Сандрик дернул плечом.
— Нашли, что называется, время и место.
— А все же? — чуть поднажал Кузьмин.
— Вы, значит, сюда приехали выяснять насчет пускателей? — Сандрик обиженно хохотнул и сказал с некоторой злорадной скорбью: — Боюсь, что наши мужи отказались пересчитывать. Увы!..
Кузьмин так и полагал, что откажутся. Хоть и обязаны. Знают черти, что нет у него времени добиваться. Монтажникам всегда некогда качать права. У них сроки сдачи. И без того съеденные строителями, нарушенные поставщиками. Всякий раз его прижимают к стенке…
— Эх вы, какие из вас факельщики, — сказал Кузьмин в сердцах. — Халдеи вы. Вам лишь бы защититься, степень схватить.
Сандрик покраснел.