— Нечего рассказывать. Они с мамой были женаты пятнадцать лет, и в один прекрасный день он решил уйти. Без предупреждения, вот и все.
— Интересно... он сказал почему?
— Очевидно, он встречался с кем-то, она забеременела, и он решил уйти к ней. Больше я с ним не разговаривала.
— Мне очень жаль, — искренне сказал я.
— Мне нет, — она выдавила улыбку и осмотрелась. — Где наш официант? Я хочу булочку.
21
Находиться рядом с Броди для меня совершенно естественно и легко. Когда он смотрит на меня проницательными глазами, в животе трепещут тысячи бабочек, словно я подросток. Мы можем сидеть, как пожилая пара, держась за руки, и часами болтать обо всем на свете. Целый день мы провели вместе, гуляя по городу, и признаться, я хотела бы так проводить каждый день моей жизни. Я представляла, как мы просыпаемся воскресным утром и идем в кофейню за углом, обсуждая какое кино посмотрим позже, а девочки едят булочки с корицей и танцуют под музыку уличного музыканта.
Я приложила усилие, выкидывая эту фантазию из головы, потому что это была лишь ... фантазия.
Мои отношения с Броди имели срок давности, и я старалась не заглядывать наперед и наслаждалась каждым моментом настоящего.
Прямой сейчас мне нужно было принять душ и подготовиться к ужину. Я открыла дверь в спальню и крикнула ему:
— Эй, я могу у тебя найти какой-нибудь шампунь и кондиционер? Я забыла взять свои.
— В бельевом шкафу в ванной.
— Спасибо!
— Без проблем, малышка, — невозмутимо ответил он, будто это были единственно возможные слова, но эти ничего не значащие, простые слова, заставили мое сердце трепетать.
Оставив дверь в спальню приоткрытой, я прошла в гостевую ванную, открыла бельевой шкаф и не смогла сдержать смех. На полках в ряд были выстроены, по меньшей мере, тридцать разных шампуней и кондиционеров — фруктовые, цветочные, укрепляющие — от различных производителей. Все еще смеясь, я прокричала в открытую дверь:
— Ты что, ограбил косметический магазин?
В его голосе был слышен смех, когда он прокричал в ответ:
— Нет, я не знал, каким ты пользуешься, поэтому купил все, какие у них были.
У меня отвисла челюсть, потрясение наполнило мои вены, и я пораженно уставилась на полки. Это было настолько мило, с его стороны простой жест, но для меня он значил намного больше, чем кто-то мог бы себе представить.
Сегодня я встречу новых людей, большинство из которых узнают меня лишь как "спутницу Броди", так что для меня было важно не смутить его и не выставить в дурном свете. Еще важнее, что один из них, с детства был лучшим другом Броди, и его жена, по словам Броди, выглядела волком в овечьей шкуре. Мои нервы были натянуты до предела, мне отчаянно хотелось, чтобы все прошло идеально. Я хотела понравиться им.
Нет. Я хотела, чтобы они полюбили меня.
Когда ты проводишь большую часть своей взрослой жизни в джинсах и футболках, предстоящее событие, как это, откровенно пугало. Лорен помогла мне с выбором платья и туфель, но я сама должна была справиться с макияжем. Не хотелось бы выглядеть, как дешевая проститутка, которую он подобрал на дороге. И даже не начинайте про правила поведения за столом.
Вилка для салата, вилка для горячего, суповая ложка, обычная ложка... это угнетает.
Час спустя я стояла перед зеркалом во весь рост, проверяя каждую деталь своего наряда. Я то закалывала волосы наверх, то распускала их шестью различными способами, меняла три раза макияж глаз и три раза выругалась из-за того, что отказалась от лососевого платья.
Я обула серебряные «не-такие-уж-высокие» шпильки Лорен, глубоко вдохнула, смахнула последние штрихи сомнений в себе и вышла в гостиную.
Никого.
— Твою мать, — пробормотал Броди, застыв у меня за спиной, около раковины на кухне, где он, по-видимому, и стоял.
Сердце бешено заколотилось, пока я поворачивалась к нему.
— Это хорошее «твою мать» или плохое?
Он не ответил, но его глаза все сказали за него, медленно скользя по моей фигуре снизу-вверх, изучая.
— Это самое лучшее «твою мать».
С гордостью я осмотрела себя и улыбнулась ему.
— По шкале от одного до десяти...
— Шестьсот пятьдесят два, — перебил он и подошел ближе, положив ладонь мне на затылок, и впился в мои губы.
Этот поцелуй отличался от предыдущих. Его язык погружался глубже, обещая восхитительное удовольствие грядущей ночью. Все сложнее и сложнее было сопротивляться и отказывать ему в том, что он хотел сделать со мной. Он отстранился, но ровно настолько, чтобы прижаться своим лбом к моему, все еще поддерживая мой затылок рукой.
Его голос был твердым, если бы у секса был голос — он звучал бы именно так.
— Нам нужно ехать, потому что я готов забить на все, забросить тебя на плечо и отнести в спальню.