— Я тебе приказываю! — Алексей сам почти выкатил «невидимку» из ангара, — Помогай!
Мгновения хватило летчику, чтобы взлететь в кабину.
— От винта! — яростно закричал Иволгин. Взревел мотор, трава прогнулась под воздушной струей. Машина вздрогнула и, слегка покачиваясь, пошла на разгон. Сотни, тысячи солнечных зайчиков пробежали по взлетной полосе и скрылись в лучах восходящего солнца.
Самолеты кружили в смертельной карусели над аэродромом. Фашисты не сомневались в победе. Пятеро отвлекали краснозвездную «чайку» на себя, а шестой завис чуть в стороне, выбирая удобный момент для атаки наверняка. Вдруг от его фюзеляжа стали отделяться куски обшивки. Летчик инстинктивно поднял нос машины, но огненная трасса, видимая в свете дня, вдребезги разбила фонарь кабины. «Мессер» круто пошел вниз.
— Это он, — закричал механик, — он!
В небе опять из ничего возникла светящаяся огненная дорожка пулеметной очереди и закончилась на крыле следующего «мессершмитта». Он резко накренился и, густо дымя, пошел на запад. Когда загорелся третий фашистский истребитель, вражеские самолеты бросились в разные стороны. Через минуту они скрылись из виду.
«Чайка» сделала круг и села на краю поля. К ней со всех сторон бросились люди. Николаев выбрался из кабины, спрыгнул на землю, прошел шага три и опустился на траву. Вокруг столпились летчики. Все они что-то возбужденно говорили и размахивали руками. Но командир не слышал их. На его лице застыла улыбка, глаза щурились, словно еще продолжали смотреть в прицел.
В конце взлетной полосы застрекотал мотор. Звук быстро приближался. Снова сверкнули яркие блики, на рулежной дорожке возник самолет. Он подрулил к «чайке» и остановился. Николаев поднялся и, опередив механика, побежал к нему, подхватил выбирающегося из кабины Иволгина. Друзья обнялись.
— А ты говорил — «разведчик, для связи»!
— Ну, молодец, ну, силен! Как ты их — класс! — восторженно сказал Николаев.
— Ладно, чего там. Ты ведь тоже двоих угробил. Вот они, дымят, гады.
Николаев мельком глянул на чадящие костры упавших самолетов и скривился.
— Дымят-то дымят, но шесть против четырех наших. Не дороговато ли?.. Ничего, они нам еще заплатят…
«И вот он, полковник Иволгин, должен сейчас сидеть и ждать, пока придет поезд, а в это время его товарищи бьются с фашистами», — от этой мысли летчик даже застонал.
— Что с вами, товарищ полковник? — Алексей увидел близко глаза своего механика. — Может быть, водички? Она здесь колодезная, да такая студеная, что зубы ломит.
— Вода? Какая вода? Смотри, дым.
Далеко на горизонте раздался густой трубный бас.
— Поезд! Мамка, поезд! — по всему перрону разнесся звонкий мальчишеский голос.
Поезд медленно подползал к разгромленной станции. Это был обычный товарный состав. Паровоз замер у выходной стрелки и тяжело отдувался белыми струями пара. С площадки первого вагона еще раньше, на ходу, спрыгнул невысокий железнодорожник.
— Трифоныч! — он оглядел толпу и снова крикнул: — Трифоныч! Открывай семафор!
К нему подбежал начальник станции, что-то сказал, указывая на подходящего Иволгина.
— Не могу, товарищ полковник! Никак не могу! — Железнодорожник развел руками. — Платформы заняты, а людей… Скоро подойдет пригородный, он всех заберет. А на товарном по инструкции людей возить не положено. Вот раненых… — Он немного помешкал, потом сказал: — Раненых возьму под свою ответственность.
— У меня приказ Наркомата обороны, — жестко сказал Иволгин. — Освободите платформы для груза. Людей тоже разместить.
— Да вы что, с ума сошли? — железнодорожник повысил голос. — Я везу особо ценный груз. У меня жатки, понимаете? Жатки!
— Механик! — обернулся Иволгин. — Двух бойцов к паровозу. Без моего приказа ни с места. — И, обращаясь к начальнику станции, скомандовал: — Немедленно освободите две последние платформы. Людей размещайте по вагонам.
— Что вы делаете? — бросился к нему железнодорожник. — Это самоуправство! Меня… нет, вас… Вы понимаете, что за это бывает?!
Летчик не обращал на него внимания. Грузовики, тяжело переваливаясь по свежему пепелищу, подъехали к хвосту поезда. Загрохотали откидываемые борта платформ.
— Вы трус, паникер! — закричал железнодорожник. — Я на вас жаловаться буду!
У Иволгина резко обозначились скулы. Пристально глядя на железнодорожника, он дернул ремешок кобуры и потянул из неё пистолет. Железнодорожник замолчал и попятился.
— Ты что, Алексей Иванович, опомнись, — задержал руку Иволгина механик и, повернувшись к подбежавшему старшине, резко бросил:
— Уберите куда-нибудь этого дурака.
Эшелон тронулся. Женщины и дети, еще не до конца осознавшие, что принесло им сегодняшнее утро, махали руками остающимся мужчинам. Те стояли молча, горящими глазами вглядываясь в родные лица. Вдруг высокий мужчина шагнул вслед поезду и громко крикнул:
— Нюра, расскажи детям обо мне! Расскажи, когда подрастут!
Женщины сначала замерли, а потом разом заголосили. Плачу матерей стали вторить и дети.