Место исторической географии в востоковедных исследованиях

Лев Гумилев МЕСТО ИСТОРИЧЕСКОЙ ГЕОГРАФИИ В ВОСТОКОВЕДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

Опубликовано «Народы Азии и Африки», 1970, N 1, стр. 85-94.

О значении географических условий, например рельефа для военной истории, говорилось давно. Еще в XVIII в. один из первых русских историков Иван Никитич Болтин сделал замечание: «У историка, не имеющего в руках географии, встречается претыкание» [i]. Однако ныне история ставит куда более глубокие задачи, и география отошла от простого описания диковинок нашей планеты и обрела возможности, которые нашим предкам были недоступны.

В наше время вопрос стоит иначе, чем в XVIII-XIX вв.: не только «Как влияет географическая среда на людей?», но и «В какой степени сами люди являются составной частью той оболочки Земли, которая сейчас именуется биосферой?» [ii].

Диалектический материализм различает несколько взаимосвязанных форм движения материи, как то: физическую, химическую, биологическую и общественную [iii] [1]. История человечества, как чуткий прибор, фиксирует эти формы движения и позволяет разобраться в характере их взаимодействия.

Смена общественно-экономических формаций идет то более, то менее быстро, но последовательно. Однако она не охватывает тех воздействий на человечество, которые связаны с проявлениями физико-химических и биологических процессов, Человечество с момента своего становления было тесно связано с окружающей природой, черпая из нее средства существования. Приспособляясь к различным ландшафтам: тропическому лесу, сухой степи, тундре и т. д., люди вырабатывали систему навыков и обычаев, что повлекло разделение человечества как вида на разнообразные коллективы, которые называются этносами. Этническое размежевание человечества продолжается и поныне, очевидно являясь формой существования вида Homo sapiens. Оно называется этногенезом и является феноменом, пограничным между общественной и прочими природными формами движения материи.

В самом деле люди (и каждый человек в отдельности) являются не только членами общества, но и твердыми телами, т, е. подвержены закону тяготения; организмами, со всеми биологическими функциями; млекопитающими хищниками, входящими в биоценоз населяемого ими ландшафта: наконец, членами этноса (племени, нации, народности и т. п.). Как таковые они подвержены воздействиям то силы земного притяжения, то разных инфекций, то голода или изобилия из-за изменения вмещающего ландшафта и, наконец, процессов этногенеза, которые не всегда совпадают с общественными процессами, а идут своими ритмами.

В аспекте исторической географии этносами называются коллективы людей, противопоставляющих себя всем остальным, например: китайцы и варвары, арабы-мусульмане времен первых халифов и «неверные», и т.д. Зарождаясь в условиях какого-либо ландшафта, этносы распространяются иногда по всей земле, но это связано с их исторической судьбой, определяемой не только ритмами этногенеза, но и в не меньшей степени глобальным общественным развитием человечества. Таким образом, проблема этногенеза лежит на рубеже наук естественных и гуманитарных (подробно см.: [ [iv]] [ [v]]).

Непосредственно на человеческий организм и на любой человеческий коллектив влияет не просто Земля, а определенный ландшафт. С другой стороны, люди за историческую эпоху видоизменили почти всю поверхность суши, но египтяне, монголы, арауканы и шведы делали это настолько по-разному, что конструктивнее рассматривать влияние этносов на природу, нежели человечества в целом. Поэтому можно рассматривать природу как многообразие ландшафтов, человечество — как мозаику этносов, а их взаимодействие и его результаты — как этногеографию и палеогеографию исторического периода. Для нашей проблемы в очерченном круге вопросов важны две темы, которые мы разберем поочередно: 1) постоянное воздействие ландшафта на этнос и 2) варианты воздействия этноса на ландшафт.

На важность затронутой нами темы указал Н. И. Конрад в книге «Запад и Восток» (М., 1968), отметивший наличие исторических процессов, свойственных любым разновидностям человечества. Если прежде задачей востоковедения было выявление локальных форм внеевропейских культур, то теперь мы вправе ставить вопрос об интерпретации глобальных закономерностей и освоении способов (методики) их исследования. Достичь этой цели можно несколькими способами, в том числе путем применения исторической географии к востоковедным дисциплинам.

Отметим отличие нашего подхода от «географического детерминизма», истолковывающего все явления истории культуры, этнического характера и даже хода политических событий как воздействие географической среды на общество.