Место назначения неизвестно

— Но вы не можете послать куда-нибудь ученого так, как послали бы машинистку.

— Почему нет?

— Потому что стоит вашему ученому опять оказаться в свободном мире, как он откажется работать на своего нового нанимателя! Он опять станет свободным.

— Совершенно справедливо. Значит, придется применить соответствующую, ну, скажем, процедуру.

— Процедуру?

— Вы когда-нибудь слышали о лоботомии, мадам?

Хилари нахмурилась:

— Операция на мозге?

— Ну конечно. Первоначально она была применена для лечения меланхолии. Я излагаю вам это не медицинскими терминами, мадам, а словами, которые понятны и вам, и мне. После операции пациент не испытывает больше желания совершить самоубийство, утрачивает чувство вины. Он становится беззаботным, его не мучают угрызения совести, и в большинстве случаев он становится послушным.

— Но операции не на сто процентов удачные, не так ли?

— В прошлом — да. Но здесь мы сделали большие шаги в решении проблемы. У меня есть три хирурга: русский, француз и австриец. При помощи разнообразных операций по пересадке тканей и точного воздействия на мозг они постепенно приближаются к доведению пациента до такого состояния, при котором гарантируется покорность и контролируется воля без неблагоприятного воздействия на умственные способности. И в конце концов представляется возможным, что мы сможем так управлять человеком, что, сохраняя нетронутым свой интеллектуальный потенциал, он будет проявлять полную покорность. Он примет с радостью любое предложение, обращенное к нему.

— Чудовищно! — воскликнула Хилари. — Чудовищно!

Он невозмутимо поправил ее:

— Но полезно! Даже в какой-то степени милосердно. Так как пациент станет счастливым, довольным, без всяких страхов, стремлений и беспокойств.

— Не верю, что это когда-нибудь произойдет! — вызывающе воскликнула Хилари.

— Ch`ere madame, простите меня, но я должен сказать, что вы вряд ли достаточно компетентны, чтобы рассуждать на эту тему.

— Не верю, что всем довольное и одураченное внушением животное сможет когда-нибудь заниматься действительно яркой творческой и созидательной работой!

Аристидес пожал плечами:

— Возможно. Вы умная женщина. Может быть, в этом что-то и есть. Время покажет. Эксперименты не прекращаются ни на минуту.

— Эксперименты! На людях?

— Ну конечно! Это единственный метод, способный привести к успеху.

— Но… на каких людях?

— Всегда и везде есть неудачники, — ответил Аристидес. — Те, которые не могут приспособиться к здешним условиям, не желают сотрудничать. Из них получается хороший экспериментальный материал.

Хилари вонзила ногти в подушку дивана. Этот маленький улыбающийся желтолицый человечек вызывал в ней глубокий ужас своими бесчеловечными планами. Все, что он говорил, было настолько рассудительно, настолько логично и деловито, что делало ужас еще страшнее. Старикашка не был бредившим безумцем, он был существом, для которого представители его же вида являлись всего лишь исходным сырьем.

— Вы не верите в Бога? — спросила она.

— Разумеется, верю в Бога, — брови мистера Аристидеса возмущенно приподнялись. Он был почти шокирован. — Я человек верующий. Господь осчастливил меня высшей властью. Богатством и возможностями.

— Вы читаете Библию? — спросила Хилари.

— Конечно, мадам.

— Вы помните, что Моисей и Аарон сказали фараону? «Отпусти мой народ».

Он улыбнулся:

— Значит… я фараон? А вы — Моисей и Аарон в одном лице? Я правильно понял, что вы предложили мне, мадам? Отпустить всех этих людей, всех без исключения, или… кого-то конкретно?

— Я бы предпочла — всех, — ответила Хилари.

— Но вы же прекрасно отдаете себе отчет, ch`ere madame, — сказал он, — что это напрасная трата времени. Разве вы просите не о своем муже?

— От него вам нет никакой пользы, — ответила Хилари. — Наверняка вы уже должны это понять.

— Возможно, то, что вы сказали, справедливо, мадам. Да, я очень сильно разочарован в Томасе Беттертоне. Я надеялся, что ваше присутствие здесь может восстановить его яркость ума, так как он, несомненно, обладает ею. Его слава, которой он пользовался в Америке, является лучшей гарантией. Но ваш приезд, похоже, совсем никак на него не подействовал. Я говорю это, исходя, разумеется, не из собственных впечатлений, а со слов тех, кому поручено следить за вами, — его же братьев-ученых, работающих вместе с ним. — Он пожал плечами: — Он делает добросовестную, но заурядную работу. Не более того.

— Некоторые птицы не могут петь в неволе, — сказала Хилари. — Возможно, некоторые ученые не могут творчески мыслить при определенных обстоятельствах. Вы должны признать, что это обоснованная причина.

— Возможно, так и есть. Не отрицаю.

— Тогда спишите Томаса Беттертона на одну из своих неудач. Позвольте ему вернуться в мир.

— Вряд ли возможно, мадам. Я еще не готов к тому, чтобы новость о моей колонии разнеслась по всему свету.

— Вы можете взять с него обет молчания. Он поклянется, что и не заикнется никогда.

— Он поклянется, да. Но не сдержит своего обещания.

— Сдержит! Честное слово, сдержит!