Хилари бодрствовала долгое время, мысли и опасения крутились в ее голове, не давая уснуть. Но в конце концов усталость взяла свое, и, несмотря на толчки и раскачивания машины, женщина уснула. Сон ее был беспокойным и прерывистым. Ямы и ухабы на дороге то и дело подкидывали фургон, заставляя ее пробуждаться. Пару мгновений после этого она в замешательстве осматривалась по сторонам, но потом снова возвращалась к реальности и некоторое время сидела, в страхе и смятении обдумывая ситуацию. Затем голова ее вновь начинала клониться вперед, и Хилари опять погружалась в сон.
Она пробудилась внезапно, когда фургон вдруг резко затормозил. Питерс осторожно потряс ее за плечо.
– Просыпайтесь, – сказал он. – Похоже, мы куда-то прибыли.
Все вышли из машины – похоже, остальные, как и Хилари, ощущали усталость в затекшем теле. Было по-прежнему темно. Судя по всему, их высадили возле какого-то дома, окруженного пальмами. Где-то вдалеке виднелось несколько тусклых огоньков – наверное, там была деревня. Человек с фонарем проводил их в дом. Это было марокканское жилище, и две хихикающие женщины из племени берберов сразу же с любопытством уставились на Хилари и миссис Келвин Бейкер. К монахине они не проявили ни малейшего интереса.
Трех путешественниц провели в маленькую комнату наверху. На полу лежали три матраса с грудами одеял, но никакой другой мебели не было.
– Ох, я просто вся закостенела, – пожаловалась миссис Бейкер. – От такой долгой и неудобной поездки могут начаться судороги.
– Неудобства не имеют значения, – отозвалась монахиня.
Она говорила с жесткой, безапелляционной убежденностью. Хилари отметила, что ее английский был правильным и беглым, но с ужасным акцентом.
– Вы хорошо вжились в роль, мисс Нидхайм, – заметила американка. – Я так и вижу вас в монастыре, коленопреклоненной на холодных камнях в четыре часа утра.
Мисс Нидхайм презрительно улыбнулась.
– Христианство оглупляет женщин, – заявила она. – Такое преклонение перед слабостью, такое жалкое унижение!.. Язычницы были сильными, они торжествовали и покоряли! А ради торжества над кем-либо можно вытерпеть любые неудобства, и нет слишком высокой цены.
– Мне бы сейчас оказаться в своей постели в «Пале-Джамай» в Фесе, – пробормотала миссис Бейкер, зевая. – А вы что скажете, миссис Беттертон? Полагаю, вам после вашей травмы головы эта тряская дорога пошла не на пользу.
– Да, не на пользу, – признала Хилари.
– Сейчас нам принесут что-нибудь поесть, я дам вам таблетку аспирина, а потом вам лучше будет поскорее уснуть.
На лестнице раздались шаги и веселые женские голоса, и через пару секунд в комнату вошли все те же две берберки. Они принесли поднос, на котором стояло большое блюдо с крупяной кашей и жарким. Поставив поднос прямо на пол, они ушли, чтобы вернуться с большим металлическим тазом, полным воды, и полотенцами. Одна из них пощупала рукав пиджака Хилари, потерла ткань между пальцами и заговорила с другой, которая быстро-быстро закивала в знак согласия и точно так же пощупала одежду миссис Бейкер. Монахиню они по-прежнему игнорировали.
– Кыш, кыш, кыш! – воскликнула миссис Бейкер, взмахивая руками, как будто выгоняла из комнаты кур. Женщины со смехом вышли из комнаты.
– Глупые создания, – сказала миссис Бейкер, – на них никакого терпения не хватит. Полагаю, их ничего в жизни не интересует, кроме детей и тряпок.
– Больше они ни на что не пригодны, – отозвалась фройляйн Нидхайм. – Они принадлежат к расе рабов и полезны лишь как слуги для тех, кто выше них, и больше ни для чего.
– Не слишком ли вы резки? – спросила Хилари, которую манеры этой женщины коробили.
– Я не нуждаюсь в сантиментах. Есть те, кто правит – их меньшинство, – и есть большинство, которое служит.
– Но, несомненно…
Миссис Бейкер властно вмешалась в их разговор:
– Полагаю, у каждого из нас свои мысли на этот счет, и весьма интересные. Но сейчас для них не время. Пока можно, нам следует отдохнуть.
Принесли мятный чай. Хилари охотно приняла таблетку аспирина – у нее действительно болела голова. Потом три путешественницы улеглись на свои ложа и уснули.
На следующий день они проснулись поздно. Как сообщила миссис Бейкер, в путь им предстояло пуститься только вечером. Из комнаты, где они спали, наружная лестница вела на плоскую крышу, откуда открывался неплохой вид на окрестности. На некотором расстоянии виднелась деревня, но дом, где они остановились, был защищен от посторонних взглядов обширным пальмовым садом. По пробуждении миссис Бейкер указала на три груды одежды, которую кто-то принес и положил у самой двери.
– Для следующего отрезка пути нам нужно одеться, как местным, – объяснила она, – прочую свою одежду мы оставим здесь.
Итак, аккуратный костюм маленькой американки, твидовый пиджак и юбка Хилари и облачение монахини остались лежать в комнате, и теперь на крыше домика сидели, болтая меж собою, три марокканки. От всего этого оставалось какое-то странное, нереальное ощущение.