Он вспомнил Филлис, тепло маленькой ручки, которую держал, прогуливаясь с ней у реки в Раднор-Гарденс[36]
, сладкий аромат её кожи, когда он целовал её перед сном, бурные рыдания на станции в Строберри-Хилл, где он прощался с ней навсегда.Он повернулся, чтобы поднять кусок полотна, висевший у входа в палатку, и выйти. Лили Гром стояла снаружи, слушала и ждала. Ладонь Петры скользнула в его ладонь, чуть сжала.
– Ты точно этого хочешь? – прошептала она. – Бедняжка моя, ты точно этого хочешь?
Глава 28
Четыре года протекли так благодушно-медлительно, что Гарри казалось, так было всегда. Будто он всю жизнь, ложась в постель, до того уставал, что у него не было сил на бессонные размышления обо всём, чего не мог изменить, – о погоде, о том, как быть в случае плохого урожая, обо всех трудностях, какие могли беспокоить троих обитателей двух ферм.
В первый год Гарри вспахал пятьдесят пять акров земли и засеял пять. В 1911-м вспахал пятьдесят и засеял пятьдесят пять. В 1912-м вспахал последние пятьдесят пять, засеял сто пять и зарегистрировал землю на себя в земельном комитете Баттлфорда. Пол и новый сосед выступили свидетелями, что он в самом деле вспахал всю эту землю, поставил изгородь, построил стойло, амбар и жилой дом. В 1913-м они с Полом работали не покладая рук.
Участок Гарри всё меньше и меньше походил на необработанный клочок земли и понемногу начал напоминать сперва настоящую ферму, а потом даже дом: на верёвках между фруктовыми деревьями сушилось бельё, цыплята рылись в земле на грядках, а сам Винтер из жалкого поселения в пять сараев у железнодорожной станции стал местом, какое уже не стыдно было назвать городом.
Они с Петрой поженились после воскресной службы; свидетелем с одной стороны выступил Пол, с другой – мать священника. Петра любила дом, где жила с братом, но Гарри нужно было жить хотя бы часть года в том доме, который он впоследствии намеревался сделать своим, и она перебралась к нему. К тому же, как она однажды обмолвилась, в этот дом ни разу не ступала нога Мунка.
Поскольку большинство участков было ещё не обжито как следует и зимой жить и работать в одиночку было слишком опасно, мужчины часто съезжались вместе в самые холодные месяцы или даже закрывали дома на зиму и снимали жильё в ближайшем городе, пока не потеплеет. Поэтому никого не удивило, когда Пол запер на зиму свой дом и поселился у сестры и Гарри. Как правило, засыпал он на диване, но по крайней мере несколько часов каждой ночи проводил в кровати Гарри; весной, когда он вновь переехал в свой дом, мужчины работали каждый на своём участке, но Пол часто заходил на ужин к супругам, после чего Гарри шёл навестить его жилище и возвращался к себе на рассвете. Всё это никогда не обсуждалось, но Гарри без лишних слов понимал, что брат и сестра, любя друг друга, наслаждаются каждый своей свободой. Часы досуга, которых прибавилось после того, как ушла Петра, Пол заполнял чтением книг без разбора. Петра тем временем научилась стрелять и шутила, что Гарри лучше не входить по ночам к ней в спальню без стука.
Ребёнок Петры, их ребёнок, появился на свет в июне. Роды были такими долгими, что Гарри успел съездить в Юнити и обратно за доктором Раутледжем. Малышку назвали Грейс, в честь матери Гарри. Несмотря на принятый у фермеров стереотип, что все родители мечтают о сыне, Гарри воспринял рождение дочери с таким же облегчением, как Петра: у девочки в любом случае было бы меньше сходства с биологическим отцом. Без стеснения жалуясь на все тяготы беременности, особенно когда пришёл сезон жары и мух, Петра беспокоила Гарри; он волновался, что она возненавидит ребёнка так же сильно, как период его ожидания, и будет столь же непохожа на других матерей, как на других жён. Но, однако, материнство пробудило в ней глубоко коренившиеся инстинкты. Она не сюсюкалась с ребёнком, но обожала её, терпеливо снося все бесконечные хлопоты и рутинную работу, связанную с воспитанием; её интересовали все грани развивавшегося характера Грейс. Она заказывала новейшие книги по теории педиатрии, завела дневник, куда записывала свои наблюдения за развитием ребёнка.
Филлис так и не поблагодарила Гарри за мокасины, как не ответила на все его письма, и он начал подозревать, что от них просто избавляются, не показывая ей. Потеря первой дочери стала болезненной прививкой, и вторую он старался любить не так сильно. Его сердце не очерствело, но Гарри не позволял ему слишком размякнуть.
Реакция Пола на всё это была совершенно неожиданной. Хотя он немного успокоился, видя Петру замужем, а значит, под защитой, ему не давала покоя мысль, что её ребёнок – от Мунка.
– А если он придёт за ним? – спрашивал он, лёжа в постели с Гарри. – А если ребёнок пойдёт в него и будет нас ненавидеть?