Стоп! Он удивился – что это я? Размышляю о насекомых, словно с ящерами и пернатыми бегимлеси мы уже не только в дипломатию играем, но и договор коллективной безопасности подписали?
И все-таки Ростик почему-то думал, что это возможно. Почему, как, для чего, что возникнет между ними – он даже в приступе ясновидения не мог бы предсказать, но почему-то считал, что это возможно. А не была ли сама эта уверенность малозаметным приступом, вдруг подумал он. Без потери сознания, без холодной тошноты, волны боли, временной слепоты?.. Если так – то я согласен… Внезапно он услышал, как ребята продолжали разговор.
– Хорошо, давай считать людей пятой разумной тут расой, – согласился Пестель с чем-то, что Ростик прослушал. – Все равно пять, а не четыре.
– Да, людей забыли…
– И вот что удивительно – какие они все благородные. Такое впечатление…
Пестелю не дал договорить старшина:
– Если бы Рост не придумал эту демонстрацию силы с гранатами – быть нам ужином для этого бла-ародного!
– И все-таки, если бы у них не было понятия чести, они бы действовали… – заступился за обе вновь открытые расы Пестель.
– При чем тут честь? – внезапно удивился Рост. Оба его собеседника помолчали, поэтому он договорил: – В плен нас нужно было брать, а не дуэли устраивать. На их месте я бы…
– Может, у них не любопытство включается при виде всяких прохожих, а что-то другое? – возразил Пестель.
– Например, слюноотделение, – ехидно вставил Квадратный.
– Поймать новый вид разведчиков – это прямой расчет, а не любопытство. Где, что, сколько, куда, чем вооружены – вот о чем думать следовало, а не об олимпийских играх!
– Интересно, как ты это сделаешь без языка? – спросил Ростика старшина. – Они и так немало узнали, а что не увидели, могут додумать.
– А что не додумали, их не интересует, – подхватил Пестель. – Вот и получается – благородство воина, тут так принято.
Они проехали почти километр, когда Квадратный буркнул, подводя итог дискуссии:
– Нет на войне благородства.
Если бы это сказал кто-то еще, следовало бы подумать, а в устах Квадратного можно было принять к сведению и покончить с этим.
Проход между скалами они нашли уже после обеда следующего дня. Можно было бы и раньше до него доскакать, но они не торопились. Такие вот пошли у них времена, что можно было расположиться на дневной роздых, развести костер, пообедать горячим мясцом и чаем. Никто за ними не гнался, никто не угрожал – благодать!
Ростик даже успел искупаться в соседнем ручье. Потом, подумав, загнал в воду и своего жеребчика, вымыл его от кончика носа до задних копыт. Каково же было его удивление, когда, закончив, он вдруг почувствовал дружеский тычок мягким носом в плечо – оказалось, жеребец Квадратного тоже решил быть чистым. Оказывается, отношения с лошадюгами незаметно для Ростика налаживались, они его признали уже годным для роли банщика, и на том спасибо.
Так как старшина был еще слаб, Ростик управился и с его конягой, а вот со своим Пестелю пришлось разбираться, довольствуясь только устными советами Ростика. Впрочем, он не протестовал, у него-то, что бы там ни думали некоторые, был опыт возни с разной живностью куда больше, чем у десяти Ростиков.
Сначала проход им показался каким-то другим. Никто из троих не был уверен, что они идут правильной дорогой. Потом Рост вспомнил рощу, которую они проезжали. Через пару километров старшина узнал странный валун на верхушке небольшого взгорка, и вдруг стало ясно, что они идут именно той горловиной, которую и назвали перевалом.
– Запоминайте, – сказал старшина, – тут еще не один раз придется ходить самим и других водить.
– Что мы там забыли? – вздохнул Пестель. – Со своей бы стороной справиться.
Чувствовалось, что этот поход оставил в нем не самые радужные впечатления. Хотя Ростик почему-то думал, что разведка была и удачной, и даже не очень хлопотной. Наверное, он стал совсем уж оловянным, как стойкий солдатик… Он усмехнулся, почему-то был этому рад.
На ту сторону холмов до конца дня выбраться они не сумели. И это было плохо. Хотя чем именно – никто из них не знал. Но все вдруг стали нервными, настороженными, даже слегка злыми. Исключение не составляли и кони. Те вообще ржали так, что эхо гуляло по узкой долине, и через каждые пятьсот метров вдруг отказывались идти вперед, хотя никаких причин бояться чего-либо в поле зрения не возникало. Настроение определил Пестель:
– Если бы разок здесь уже не ходили, можно было подумать, что тут Соловей-разбойник засаду сплел.
Лагерь разбили у небольшого холодного прудика, образовавшегося в ложбинке кристального ручья, стекающего с Олимпа. С двух сторон их закрывали камни, так что возникло давно не испытываемое ощущение, что они находятся в закрытом пространстве, в комнате, например.
Ужин поспел, когда солнце уже погасло. Темень, как всегда бывает в горах, навалилась со всех сторон. И тут же из-за отдаленных скал послышался заунывный вой. Старшина о чем-то усиленно размышлял. Когда прозвучал этот вой, он неторопливо посмотрел в темноту, мерно дожевывая свой кусок поджаренного на огне мяса.