- Себастьян де Мар. Почему, ты полагаешь, так много молодых не доживает до первого сна? Не просто потому, что мы теряем вкус и способность видеть цвета, что не в силах справиться со сном при приближении солнца, и что миллионы незнакомых нам прежде запахов буквально сводят нас с ума? И почему большинство из нас бывает столь агрессивно – но,
- Ты не забыл, с кем разговариваешь? – язвительно уточнил Мар. – Я тоже вампир, помнишь?
- Ты другой, - отмахнулся д’Алэ. – Об этом чуть позже. Пока запомни: ты – не такой, как мы все. Почти все, - поправился он. – Просто представь то, что я описал… ты, я так понял, должен знать, что это за состояние.
- Я знаю, - отрезал помрачневший Мар.
- Добавь к этому всё остальное – и ты очень многое о нас поймёшь. Я сам был таким – правда, к нашей с тобоё встречи всё это было в довольно далёком прошлом, но я никогда не жаловался на память. И был уверен, что в чём-в чём, а в том, чтобы пережить это время, я сумею тебе помочь. Я же сказал – я очень хорошо относился к тебе, - добавил он с неожиданно мягкой улыбкой.
- Я это заметил, - с мрачным сарказмом кивнул Мар.
- Басту, - вздохнул Анн. – Я не собираюсь оправдываться или просить прощения. Я вообще могу ничего не объяснять. Хочешь, закончим на этом?
- Я тебя слушаю.
- Итак, - продолжал д’Алэ, - я был уверен, что то, что меня раздражало в тебе, уйдёт, и останется всё остальное. И я решился на инициацию. Но всё пошло совершенно не так, - он подавил досадливую улыбку.
- Я ничего не потерял, - едва слышно проговорил Мар.
- Не то слово! – впервые с момента встречи рассмеялся д’Алэ. – Всё стало ещё хуже. На самом деле, разумеется, не так. Ты потерял – но, в отличие от большинства, просто не понял этого.
- Я был счастлив тогда, - так же тихо возразил Мар. – Или думал так.
- Вот именно, - вновь кивнул д’Алэ. – Ты был счастлив. В тебе не осталось почти ничего, кроме этого твоего… счастья. Я стал твоей манией, единственной целью жизни, тебе нужно было видеть меня постоянно.
- Я никогда не…
- Конечно, нет! Ты ведь не лишился ни разума, ни воспитания, ни, наконец, представлений о субординации – что ты мог сделать? Ставить мне условия? Требовать внимания? Нет, разумеется, - он покачал головой. – Но ты страдал без меня не меньше, чем без крови – я разве не прав?
- Я… я не помню, - подумав, признал Мар. – Мне кажется…
- Тебе именно кажется, - кивнул д’Алэ. - Теперь я понимаю, что тогда произошло – не знаю, возможно, сейчас я был бы терпимее… но бессмысленно говорить о том, чего не было.
- Ты хочешь сказать, что стал для меня наркотиком? – медленно выговорил Мар.
- Именно так. Такое, как выяснилось позднее, иногда бывает – очень нечасто, но подобные вещи случаются. Если б я знал, - он вздохнул. – Время от времени, если в момент обращения вампиром… вернее, ещё человеком – владеет какое-то сильное чувство или идея, они может заменить собой эту… депрессию. Я плохо понимаю, почему это случается – говорят, что если в крови инициируемого слишком много то ли серотонина, то ли эндорфинов, то ли чего-то ещё, то после обращения их количество неконтролируемо растёт – как-то так. Однако подобная ситуация случается крайне редко, обычно мы, напротив, вовсе их лишены – поначалу. От чего, собственно, и страдаем. Но ты был так вдохновлён, - заулыбался д’Алэ. – Ты слишком серьёзно относишься ко всему, Басту.
- Не помню, чтобы я просил тебя учить меня жизни, - холодновато проговорил тот.