По красивому лицу Маргоши пробежала тень. В подвале повисла неприятная тишина. Все с осуждением покосились на Васю. У Маргоши действительно трагедия в семье. И напоминать ей об этом сейчас ради того, чтобы подсластить живыми чувствами откровенную халтуру, которой они все здесь занимаются, — неуместно, нетактично, кощунственно даже.
Глеб Калашников Маргоше все-таки близкий родственник. Конечно, слово «пасынок» звучит двусмысленно, если учесть, что мачеха моложе его на десять лет. Но семья есть семья. Смерть Глеба — это одно, а идиотский боевик — совсем другое. Надо отделять зерна от плевел.
— Маргоша, ты на него не обижайся, — Званцев прервал неловкую паузу. — Я, когда был маленький, снимался у Говорова в «Каменных лугах». Он, чтобы я заплакал в кадре, взял и свернул голову живому попугайчику у меня на глазах. Так что Вася у нас не совсем псих. Бывает хуже. Слушай, а когда похороны-то?
— В понедельник, — тихо ответила Маргоша, — в восемь панихида в казино, в десять отпевание на Новослободской, в церкви Преподобного Пимена.
— А версии есть какие-нибудь?
— Не знаю. — Маргоша отвернулась, давая понять, что разговор ей неприятен.
В казино «Звездный дождь» игорные столы были накрыты черным крепом. Ресторан не работал, даже скатерти убрали. Портрет Глеба Калашникова в траурной рамке висел на самом почетном месте — у эстрады, где обычно выступали стриптизерки. Под портретом стояли огромные корзины с живыми цветами.
Охранник в строгом костюме проводил майора Кузьменко в кабинет управляющего.
Маленький гладкий толстяк лет сорока с пыхтением поднялся из вертящегося кресла и протянул пухлую влажную кисть.
— Гришечкин Феликс Эдуардович, — представился он со скорбным вздохом. — Кофе? Чай?
— Спасибо, кофе, если можно. Иван уселся в мягкое кожаное кресло. Бесшумно появилась красивая длинноногая секретарша, Гришечкин что-то быстро шепнул ей на ухо, девушка кивнула и удалилась. Хозяин кабинета уставился на майора. В его маленьких круглых глазках читалась искренняя печаль и готовность ответить на любые вопросы.
— Скажите, Феликс Эдуардович, когда в последний раз, вы общались с Калашниковым? — начал Кузьменко.
— Незадолго до трагедии, — Гришечкин тяжело, с астматическим присвистом, вздохнул, — буквально за час… Если не ошибаюсь, Глеб был убит в половине первого ночи. Мы виделись на премьере в театре, потом на фуршете.
— В его поведении в последнее время не было ничего необычного? Он конфликтовал с кем-нибудь?
— Всерьез — нет. Так, по мелочи… — А именно?
— На премьере он довольно резко поговорил с каким-то поклонником Екатерины Филипповны. Но к делу это не относится.
— Вы уж сделайте милость, расскажите, а мы разберемся, относится это к делу или нет, — мягко улыбнулся майор.
— Да я, собственно, ничего не знаю, — неохотно начал Гришечкин, — какой-то парень. Катин поклонник, не слишком назойливый, но постоянный. Он появляется на всех премьерах и на многих спектаклях с цветами. На этот раз Глеб был немного пьян и бросился выяснять отношения. Такое уже случалось и ничем не заканчивалось.
— То есть? — не понял майор.
— Этот человек молча разворачивается и уходит. Не считает нужным отвечать на выпады разъяренного мужа. А потом появляется опять. На премьере было именно так. Глеб сказал резкость, поклонник ушел.
— А Екатерина Филипповна?
— Ее не было рядом. Все произошло в антракте, в буфете. А вообще, она не вмешивается. Вежливо здоровается с этим парнем, улыбается, иногда принимает цветы. Если выпады Глеба слишком уж грубы, она может сказать: перестань, успокойся. Но не более.
— А как она сама относится к своему постоянному поклоннику?
— Никак. Она артистка, прима. У нее должны быть поклонники.
— И много их у нее?
— Из постоянных — только этот. Но повторяю, я ничего не знаю о нем, даже имени. Мне неинтересно, сами понимаете.
— Как он выглядит?
— Ну, от тридцати пяти до сорока, среднего роста… Да не приглядывался я к нему! Кроме меня, его видели многие, спросите кого-нибудь еще. Это не мое дело.
— Ладно, — легко согласился майор, — спрошу кого-нибудь еще.
— А лучше вообще не занимайтесь этой ерундой. — Гришечкин передернул жирными плечами. — Глеба заказали, это очевидно.
— Очевидно? — Майор удивленно поднял брови. — То есть убийство Калашникова не было для вас неожиданностью?
— Нет, — поморщился Гришечкин, — вы меня не правильно поняли. Разумеется, никто не ожидал, все в шоке. И я тоже. Но согласитесь, в наше ужасное время заказное убийство коммерсанта, состоятельного человека — обычное дело.
— Не соглашусь, — покачал головой майор, — убийство любого человека нельзя считать обычным делом. Вы, стало быть, уверены, что Калашникова заказали?
— А вы? — прищурился Гришечкин. — Вы имеете основания сомневаться?
— Мы обязаны проверить все возможные версии.
— Сочувствую, — слабо улыбнулся Гришечкин, — лично я могу с ходу придумать около десятка разных версий.
— Например? Поделитесь хотя бы одной.
— Нет уж, — Гришечкин энергично замотал головой, — я лучше воздержусь.
— Почему?