— Ресницы я не крашу. У меня они от природы такие, — спокойно произнесла Маргоша, — и никого я не развращаю. Просто вы, Зинаида Дмитриевна, плохо относитесь к девочкам. Особенно к красивым. Да, нехорошо красить ногти на уроке. В этом я с вами согласна, вину свою признаю полностью. Извините. Но в остальном вы не правы.
— Замолчи, дрянь такая! Выйди вон! — Учительница крикнула так громко, что сорвала голос, хрипло закашлялась.
— Да, Крестовская, — поморщился директор, — выйди и подожди в коридоре.
— Таких надо гнать из школы! — сипло зашептала учительница, когда за девочкой закрылась дверь. — Совсем распустились! Озверели! Никакого уважения.
— Ну, уважение надо заслужить, — медленно проговорил директор, — и нельзя так кричать на детей. Да, девочка ведет себя несколько вызывающе, но вы сами провоцируете, унижаете ее. У них сейчас сложный переходный возраст, нельзя об этом забывать. Вам, кстати, сколько до пенсии осталось?
Учительница опять покраснела, потом побледнела. Ей нисколько не осталось до пенсии, уже пора было. А на пенсию разве проживешь? И школа эта в двух шагах от дома. О Господи, что за времена!
Времена действительно наступили странные, непонятные. Шел 1988 год. Двум девочкам, Маргарите Крестовской и Ольге Гуськовой было по четырнадцать лет. С первого класса они сидели за одной партой.
Дотошвили Нодар Ираклиевич по повестке в прокуратуру не явился. Все его телефоны упорно молчали. В квартире было пусто.
— Что же он самого себя гробит? — Следователь Евгений Николаевич Чернов тяжело вздохнул и взглянул на часы. Свидетельница Рыкова Елена Федоровна, то бишь стриптизерка Ляля, должна была явиться на допрос через десять минут.
— Ну что, Князя в розыск объявляем? — спросил майор Кузьменко. — Или погодим пока?
— Пожалуй, погодим. Посмотрим, что Ляля скажет.
Ляля явилась минута в минуту. На ней был строгий костюм, прямая юбка до колен, пиджак. И косметики в меру, и волосы скромно зачесаны назад, собраны в хвост. В общем, серьезная деловая дама. Никаких излишеств, ни капли кокетства.
— Когда в последний раз вы видели Нодара Дотошвили? — спросил Чернов.
— Два дня назад, — лаконично и честно ответила Ляля.
— Где и при каких обстоятельствах?
— У меня дома.
— Он был с вами всю ночь?
— Точно сказать не могу. Я спала очень крепко.
Ляля совершенно не волновалась. Она отвечала на вопросы спокойно и уверенно, словно отличница, готовая к экзамену. Но при этом старалась говорить как можно меньше. Опасалась ляпнуть лишнее.
— В котором часу вы легли спать?
— Около одиннадцати.
— Дотошвили был с вами?
— Да.
— А утром?
— Я проснулась в половине десятого. Нодара уже не было.
— Значит, в последний раз вы видели гражданина Дотошвили в одиннадцать вечера?
— Да.
— И ручаться за то, что он оставался в вашей квартире всю ночь, вы не можете?
— Нет.
— То есть Дотошвили мог покинуть вашу квартиру в любое время после одиннадцати вечера, и вы ничего не заметили, не услышали?
— Я очень крепко сплю. Можно десять раз уйти и вернуться, я не услышу, — сказала Ляля, спокойно и внимательно глядя следователю Чернову в глаза.
— Дотошвили играл в казино?
— Да.
— И как, везло ему в игре?
— Ну, не знаю, как всем… То везло, то нет.
— Он проигрывал большие суммы?
— Не знаю. Мне он об этом не докладывал.
— Хорошо, — кивнул Чернов, — вы достаточно близко знакомы с Дотошвили. Как вам кажется, он азартный человек?
— Как все, — ответила Ляля, продолжая глядеть Чернову в глаза.
— Что значит — как все? Есть люди, которые вообще не играют в азартные игры, а есть такие, которые жить без этого не могут. Некоторые приходят в казино, долго не играют, наблюдают со стороны, а потом заводятся постепенно и просаживают целые состояния. Вы читали роман Достоевского «Игрок»?
— Достоевского? — удивленно переспросила Ляля. — А при чем здесь Достоевский?
— Действительно, ни при чем. Так, к слову пришлось… — улыбнулся Чернов. — Значит вам не известно, какие суммы проигрывал ваш друг Нодар Дотошвили в казино «Звездный дождь», в котором вы работаете?
— Так я ведь работаю не в игорном зале.
Когда свидетельница ушла, Чернов откинулся на спинку стула и уставился на майора Кузьменко. Иван сосредоточенно разрисовывал фломастером сигаретную пачку.
— Значит, они решили свалить убийство на Князя, — задумчиво произнес он, не поднимая глаз от черных кружочков и закорючек, которыми покрывалась белая пачка «Кента». — Они хотят сдать нам Дотошвили и засветить Голубя. Слушай, а не сам ли Лунек распорядился кончить Калашникова? Предположим, казинщик стал скрывать от своей родной «крыши» часть доходов. Пожадничал, с кем не бывает? Лунек узнал и обиделся. А тут, очень кстати, подвернулся Голбидзе со своим наездом и дураком Князем.
Чернов покачал головой:
— Лунек кинул нам версию с Дотошвили как кость, чтобы мы грызли и никуда больше не лезли. И заметь, не самого Дотошвили, а только версию. Князя они сейчас выкручивают, как тряпку, где-нибудь на укромной даче под Москвой, в сыром подвале. Мы потом найдем труп. Это я тебе гарантирую. Там будет либо несчастный случай, либо суицид.
Глава 7