Место под солнцем

Мальчик не ответил. Весь рисунок был заполнен острыми черными углами. Анника присела на диван рядом с Юлией Линдхольм.

– Он пока мало говорит, – пояснила та. – Это не опасно, но пройдет только со временем.

– Он вообще что-нибудь говорит? – спросила Анника.

Улыбка исчезла с лица Юлии. Она молча покачала головой.

«Со мной он говорил, – вспомнила Анника, – говорил связными предложениями: Много ли на свете богов? Она глупая. Она очень глупая. Мне нравится зеленый цвет».

Юлия встала перед окном спиной к Аннике. В отражении от окна Анника видела, что Юлия внимательно рассматривает свои ногти. Потом она внезапно бросилась к телефону, висевшему на стене у двери на террасу.

– Генриетта, ты можешь ненадолго забрать Александра? Ну да, сейчас. Огромное спасибо.

В молчании Юлии было что-то электризующее. От этого молчания у Анники пересохло во рту и стало покалывать в пальцах. Она сжала руками колени и принялась рассматривать бабушкин изумрудный перстень. Прошла бесконечно долгая минута, прежде чем няня, или как там она называлась, вошла в комнату и взяла Александра за руку.

– Пойдем посмотрим один хороший фильм – ты и я? Фильм называется «Немо».

Генриетта повернулась к Аннике:

– Это фильм про маленького мальчика-рыбку. Он потерял папу, но потом его нашел.

– Да, – сказала Анника, – я знаю.

Молчание продолжало висеть в комнате и когда они с Юлией остались одни.

– Я работаю в «Квельспрессен», – заговорила Анника, просто для того, чтобы нарушить молчание. – Я хочу спросить: ты не против, если я напишу о тебе в газете? О тебе и Александре, о том, как вы здесь живете.

Юлия продолжала сосредоточенно рассматривать ноготь.

– Пока нет, – сказала она. – Может быть, позже. Да, позже. Я очень хочу все рассказать, но у меня пока путается в голове.

Анника молча ждала. Она, конечно, не рассчитывала, что Юлия сейчас расскажет все о времени после освобождения, но надеялась, что когда-нибудь это сделает. В СМИ полицейские истории всегда заканчиваются раскрытием преступления и наказанием преступника. О последствиях преступлений, о мучительном возвращении жертв к нормальной жизни не пишут практически никогда.

– Я так зла, – призналась Юлия тихо и почти удивленно. – Этот безумный мир меня проклял.

Она медленно подошла к столу и села на стул Александра. Она была такая маленькая, что почти исчезла в просторном свитере.

– Мне говорят, что и это тоже нормально. Все здесь чертовски нормально!

Она в отчаянии всплеснула руками.

– Вы находитесь здесь все время с тех пор, как тебя отпустили из-под стражи? – спросила Анника.

Юлия кивнула.

– Это было среди ночи, меня привели в дежурную комнату, в половине второго закончили все формальности и привезли сюда. Александр был уже здесь.

Она посмотрела в окно. На улице совсем стемнело.

– В тюрьме мне было плохо, – сказала она. – Но и здесь я сначала чувствовала себя не лучше. Александр не хотел меня признавать. Он все время от меня отворачивался или уходил к Генриетте.

– И это тоже считалось нормальным? – спросила Анника, и Юлия горько рассмеялась.

– Ты очень верно ухватила суть, – сказала она. – Они здесь все очень крепкие профессионалы. Так сказала Нина, а она хорошо к ним присмотрелась. Это временный семейный приют «Роллс-Ройс», говорит Нина, и жизнь в обществе, с соседями, не компенсирует нам все те несправедливости, жертвами которых мы стали…

За словами Юлии Анника слышала голос Нины Хофман. Лучшая подруга Юлии, полицейская, с которой она вместе училась и выезжала на патрулирование, стала для Анники источником сведений о Давиде Линдхольме. Анника и теперь явственно видела перед собой Нину – с ее туго стянутым конским хвостом, решительным взглядом и сильными руками.

Юлия снова встала.

– Ты не хочешь кофе? Кофе в термосе. Торт пек не Александр. Его испекла Генриетта, а Александр сидел рядом и разрисовывал доску.

Она взяла со стола высокую стопку рисунков и протянула их Аннике. Замысловатые черные штрихи заполняли почти каждый квадратный миллиметр листов.

– Это тоже нормально, – сказала она и положила рисунки на место.

– Может быть, немного кофе, – сказала Анника. – У нас в редакции кофе такой, что его просто невозможно пить. Некоторые поговаривают, что в титан наливают не воду, а кошачью мочу.

Юлия ткнула пальцем в термос, но кофе наливать не стала.

– Мы здесь уже почти три месяца, – продолжила она. – Мне говорят, что это ради Александра. Это он находится здесь на попечении. Мы в острой стадии, и нас обследуют и наблюдают. – Последнее слово Юлия произнесла резко, с нескрываемой злобой. – Мы останемся здесь еще два, а то и шесть месяцев. Дальше проживание вблизи лечебного учреждения. Главное – это восстановление отношений между ребенком и родителями. Меня будут обучать родительским обязанностям. После этого появится возможность вернуться домой.

Юлия закрыла лицо руками и разрыдалась.

Анника, налившая себе кофе из термоса, закрыла крышку и как можно тише поставила термос на стол.