— У меня еще дюжина молоденьких рабынь есть, — выдвинул контрпредложение корсар, — может возьмешь их в погашение долга.
— Я рабами не занимаюсь, — купец презрительно хмыкнул и отрицательно покачал головой, — и, кроме того, не держи меня за дурака. Это светловолосые одалиски, которых из Кафы привозят по пять динаров стоят, и то не все. А местные девки, которых ты в рыбацких деревушках отлавливаешь — цена им не больше чем по полтора динара. Ну может два, если особенно хороша.
Пока Селим размышлял, чем бы еще заинтересовать этого несговорчивого еврея, Борис решил, что настал его черед.
— Шалом, уважаемый бен Эзра, — произнес он на иврите, обращаясь к спине Шимона.
Тот подскочил, как подброшенный пружиной и, развернувшись к друзьям лицом, стал пристально их разглядывать. Охранник также сместился, грамотно прикрывая патрона от угрозы с любой из трех сторон. Борис улыбнулся.
— Кто такой? Сефард? Откуда? — на ладино спросил купец.
— Барух бен Йохим, — перевел свое имя на древнееврейский Борис, перейдя на тот же язык, — шкипер из Яффо. Меня с другом на берегу пираты в плен захватили.
— Хм–м, шкипер… — заинтересованно протянул Шимон, — Из Яффо… Далеко тебя занесло. А друг твой кто? Чего он молчит? Ему что, язык отрезали? Он тоже еврей?
— Он вообще–то из греков и языка не знает.
— Я по–гречески тоже не говорю, — Шимон резко потерял интерес к Константину, — но тебя я выкуплю. Рош Ха–шана[27] скоро. Эта мицва[28] мне зачтется.
— Только вместе с ним, — Борис положил руку на плечо Косте, — без него я никуда не пойду. Он мне родней брата. Мы с ним с детства вместе.
— С чего это я буду тратится на гоя? — удивился бен Эзра, — Пускай его монахи ордена Святой Троицы выкупают. Хватает мне того, что я жертвую деньги на выкуп маранов у инквизиции.
— Тринитарианцы только католиков выкупают, а он не католик, — Борис заметил, что Селим с интересом прислушивается к их разговору и вновь перешел на иврит. — Выкупи его не благотворительности ради, а как вложение денег. Мы с другом много знаем. Вернешь свои деньги стократно. Клянусь тебе в том памятью моего отца.
Шимон поморщился. Ему, как религиозному еврею, претило обсуждать меркантильные дела на языке Торы. Тем не менее, он понимал мотивы этого странного человека. Селим кроме арабского свободно владеет латынью, кастильским наречием, каталаном, а также парой галльских и баскских диалектов. Он задумался на пару минут, поглаживая свою аккуратно подстриженную бороду–эспаньолку, затем согласно кивнул головой.
Повернувшись обратно к пиратскому капитану, он вновь перешел на арабский и переговоры двух «негоциантов» возобновились.
— Живем, Костя, — Борис ткнул друга в бок, — «оковы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…».
Где–то через час торгующиеся стороны пришли к какому–то соглашению. Селим передал Шимону бен Эзра пару кошельков и какой–то пергамент — видимо долговую расписку. Пришел кузнец и снял с друзей железные ошейники. Взглянув на их босые ноги, Шимон что–то резко сказал корсару и через минуту им принесли две пары довольно сношенных опорок. Спустившись по трапу на пристань, они последовали за своим освободителем.
Глава 14
Каравелла «Беллинда» под косыми «латинскими» парусами резво шла в крутом бакштаге[29] навстречу заходящему солнцу. Константин стоял прислонившись спиной к кабестану[30] в носовой части судна и смотрел на покрытые густым лесом горы, проплывавшие по правому борту. Краем глаза он следил за Борисом, спорящем о чем–то со шкипером, который на этом маленьком судне являлся также и штурманом.