Место под солнцем (СИ)

Сезар наклонился к ней и поцеловал в лоб.

— Почему ты думаешь, что это мальчик?

— Мне снятся сны, — с мечтательной улыбкой ответила Эльдара. — Волосы у него будут золотыми, как у меня. А глаза — янтарными, как у тебя. Я вижу его почти каждую ночь. Он гуляет по цветущему саду и звонко смеется. И говорит, что ему не терпится посмотреть на этот мир.

— Все хотят посмотреть на этот мир. А потом понимают, что он уродлив и несправедлив. На каждую минуту любви приходится год ненависти, а на каждую минуту счастья — десятилетия горя и боли.

— Зачем ты так говоришь? Это неправда!

— Это правда. И каждый раз, видя детей, я думаю о том, имеем ли мы право давать им жизнь. Приводить их в мир, где люди убивают других только потому, что чей-то бог якобы истинный, а чей-то — нет, и где все лгут, от политиков и дипломатов до тех, кого ты считаешь друзьями.

Тяжело вздохнув, Эльдара опустилась на стул возле туалетного столика.

— Ты сможешь научить его быть сильным.

— Тот мир, в котором живу я, еще более уродлив, чем мир с общепринятыми законами и правилами. Надеюсь, он не захочет повторить мой путь.

— Но ты так хотел наследника…

— Каждый мужчина хочет наследника. Стотысячный способ потешить свое эго. Похвастаться перед друзьями послушным мальчиком, который прекрасно учится, играет в шахматы и побеждает во всех соревнованиях. А потом идет на войну и умирает за чужую правду. В лучшем случае. А в худшем возвращается оттуда и до конца своих дней шарахается от каждой тени. Я повидал таких мальчиков, можешь мне поверить, и знаю, о чем говорю. Их отцы говорят о том, что сыновья были героями, но какой толк от слов, если сыновей нет в живых? Я не собираюсь учить своего сына быть сильным. Я хочу, чтобы он был мудрым и осторожным и как можно чаще прислушивался к голосу здравого смысла. Чтобы он понимал, когда нужно отступить, а когда достать оружие. И чтобы он был достаточно умен для того, чтобы делать последнее пореже.

— Дети учатся на примере родителей, а не на основе их советов.

— Тогда твой муж будет подавать твоему сыну плохой пример.

Эльдара открыла пудреницу и взяла большую пушистую кисть.

— Нашему сыну, — уточнила она. — И твоему наследнику, что бы ты ни говорил. Что этот глупый серый мир, населенный трусливыми законопослушными гражданами, может противопоставить твоему миру, яркому, притягательному, полному соблазнов и легких денег? Миру, в котором живут по правилам дикой природы: сильный получает все, а слабому не достается ничего? Как ты думаешь, какой мир он выберет, глядя на тебя? Окончит университет и станет клерком, будет горбиться за печатной машинкой до конца жизни? Или захочет носить дорогие костюмы, покупать своим женщинам бриллианты и каждый день доказывать окружающим свою силу? Молчи, Сезар. Я не хочу слушать.

— Я не тащил тебя под венец силком. Ты сама сказала мне «да». И знала, на что идешь.

— Надеюсь, месье Саркис не слишком рассердится, если я нарушу восточную традицию и не поднесу ему вино. Сегодня вечером мне хочется побыть одной.

***

Впервые Сезар увидел Аднана Саркиса несколько лет назад. То был высокий смуглокожий мужчина, которому, как сказали бы смертные, не так давно перевалило за сорок: лицо до сих пор кажется молодым, но призрак увядания уже подошел вплотную и заглядывает через плечо. Иссиня-черные волосы с легкой сединой Аднан стриг коротко, почти по-военному, одевался с элегантной небрежностью — стиль, который могут позволить себе только очень богатые, потому что им удается балансировать между вычурной роскошью и лохмотьями — и говорил по-арабски с мягким приятным акцентом. Он всегда был предельно вежлив и обходителен, мог поддержать любую беседу, но одна деталь его облика настораживала Сезара. Золотисто-карие глаза, казавшиеся чересчур неподвижными и пустыми для красивого благородного лица с живой мимикой. Привычка Аднана смотреть в упор, не мигая, заставляла не готового к такому испытанию собеседника ерзать на месте и чувствовать себя бабочкой, которую вот-вот проткнет иголкой увлеченный коллекционер. Так смотрит тот, в ком давным-давно не осталось даже тени эмоций, будь то радость или горе. Внутри лишь пустота. Но в пустой кувшин, как известно, можно налить больше вина, чем в полупустой или полный. Иногда мудрость заключается в том, чтобы позволить себе опустеть.

— Ваш повар — настоящий кудесник, — похвалил Аднан, откладывая вилку. — Лазанья великолепна. Я не раз бывал в Италии, но такого восхитительного блюда еще не пробовал.

— Благодарю. К слову, он француз. Родился в крохотной деревеньке без имени и начал осваивать кулинарное искусство с шести лет. Говорит, что другие дети мечтали стать врачами или солдатами, а он мечтал только об одном: изучить лучшие рецепты всех кухонь мира в совершенстве, чтобы потом изобрести собственные блюда. И они превзойдут все, что до этого попадало на чью-то тарелку.

— Он темный эльф?

— Как ни странно, смертный, пусть и с примесью темной крови. Вроде мать у него светлая эльфийка. Или отец. Еще вина?

Аднан кивнул, и Сезар наполнил бокал гостя.