— Слушай, Катька, а ты вообще оценила мой спектакль? — спросила Маргоша, выруливая на Садовое кольцо.
«Надо сделать так, чтобы она нарушила правила. Машину остановит ГАИ, — думала Катя, глядя в окно и чувствуя, как потихоньку начинают затекать руки, неудобно вывернутые за спину, — но где гарантия, что она не успеет до этого выстрелить?»
— Ну, что молчишь? Скажи доброе слово на прощание. Как тебе моя пьяная бомжиха? Знаешь, я не гримировалась, маску специальную надела. Я ее еще зимой из Мюнхена привезла. Мне всегда нравились такие штуки. А ты не оценила.
— С бомжихой, Маргоша, у тебя вышло два прокола. Тебе надо было выпить водки, облиться мочой и обязательно взять деньги, которые мы с Жанночкой тебе совали.
— Да, действительно, — Маргоша засмеялась, — смотри-ка, а ты молодец. Слушай, неужели тебе опять не страшно? Ведь это не щепки в подушке, не Светкино глупое шипение в телефон. Это серьезно. Я ведь тебя правда убью.
— Страшно, — призналась Катя, — но тебе тоже страшно. Теперь у тебя уже трое на счету — Глеб, Света Петрова, бомж Бориска. Я стану четвертой. А ведь есть еще и Оля Гуськова. Она жива, слава Богу, но для нее тоже даром не пройдут эти дни в КПЗ. Ты не маньячка, не садистка. Зачем тебе вообще все это нужно?
— Слушай, у тебя когда-нибудь отваливались подметки от единственных сапог в ноябре, когда впереди еще целая зима, а денег — ни гроша? Живот болел от голода?
— Не надо, Маргоша, ты сама знаешь, дело не в этом. Ты убила Глеба, когда у тебя уже было и сапог вдоволь, и всего прочего — сколько угодно.
— Правильно. И все это — мое. А за свое, за кровное, я любому глотку перегрызу. Это нормально, Катька. Ты просто не понимаешь, не желаешь понимать, что это нормально. Я хочу очень много денег. Мне нравится, когда у меня всего много, дорогого, красивого, самого лучшего, когда я могу полететь в любой конец мира бизнес-классом и жить в пятизвездочных отелях, есть икру большой ложкой, купаться в собственном голубом бассейне. Я хочу этого — любой ценой. А цена, между прочим, не маленькая. Я ведь ненавижу его, Костеньку, козла старого, особенно когда с ним сплю. Знаешь, у него изо рта по утрам кислятиной какой-то воняет. А он почему-то особенно любит навалиться на меня этак утречком, не почистив зубы. Ух, как я его ненавижу… Никто этого не замечал, кроме твоего мужа. А Глеб просек с самого начала. И мне это стало мешать. Не люблю, когда мне не верят. Я все-таки актриса. Я чувствовала, Глеб сделает мне много гадостей. Он может, а главное — хочет. А я ему ответить тем же не могу при всем желании. И тут мне пришла в голову гениальная идея — познакомить его с Ольгой. Подложить бомбу замедленного действия. Она ведь сумасшедшая, к тому же с пистолетом, как на заказ. Пистолет у нее папин в ящике лежал. И по законам жанра должен был выстрелить. Я сначала не знала — как, когда. Но в кого — знала точно.
— А если бы не вышло у них романа? — спросила Катя.
— Если бы не вышло, я бы стала дальше думать. Но я достаточно хорошо разбираюсь в людях и не сомневалась в успехе. Когда Глеб начал меня шантажировать кассетой, я решила, тянуть нельзя. Ведь если этот старый козел Калашников увидит такое кино, он про оторванные подметки и пустое брюхо слушать не станет. Вышвырнет вон, как котенка, без гроша. И все, что я с таким трудом из него вытягивала, назад заберет.
— А может, он бы простил тебя? — спросила Катя, осторожно передвигаясь по заднему сиденью и пытаясь незаметно заглянуть вперед, понять, где у нее лежит пистолет. — И почему ты была так уверена, что Глеб непременно ему кассету покажет? Может, он пожалел бы отца.
— Эй, ты там не особенно-то вертись! — прикрикнула на нее Маргоша. — Тебе это ничего не даст, а меня нервирует.
— Покурить-то дашь перед смертью?
— Дам. Только позже, когда доедем, — кивнула Маргоша. — А насчет «простит, пожалеет» — это другая песня. Не про меня. И не про них. И вообще они мне надоели до смерти. Оба, старый и молодой. И я запустила Светку с ее звонками. Против тебя, заметь, я тогда еще ничего не имела. А подушку, если тебе интересно, я порола и зашивала не у вас. Просто купила точно такую же, все спокойно сделала дома, а потом подменила потихоньку. Еще не хватало у вас в спальне перья с ковра сметать! — Она усмехнулась. — Ключ от вашей квартиры у меня давно был. Я, между Прочим, как и ты, в черную магию не верю. Слушай, а скажи честно, ты правда ничего не чувствовала? Даже когда узнала, что спала на заговоренной подушке?
— Я тебе уже говорила — противно, но не более.
— А голова не болела? Кошмары не снились?
— Нет.