Читаем Место под солнцем полностью

Плотное тяжелое тело чайного гриба вырывалось из пальцев, словно живое. Гриб ненавидел Маргошу, и Маргоша отвечала ему взаимностью.

— Если ты собираешься идти в театральный, то домой можешь не являться! — кричала Ирина Борисовна из комнаты, шваркая веником по вытертому ковру. — В мясомолочный пойдешь как миленькая! Ты слышишь? Хочешь жрать — пойдешь в мясомолочный!

«…лакей затворил дверь, поручик так порывисто кинулся к ней и оба так исступленно задохнулись в поцелуе, что много лет вспоминали потом эту минуту…» — повторяла Маргоша очень медленно, стараясь, чтобы голос звучал глубоко и красиво.

Трехлитровая банка выскользнула из рук, шарахнулась о чугунный край раковины, дно откололось, гриб тяжело плюхнулся на пол, дернулся, как живой, в желтой луже на линолеуме. Ирина Борисовна влетела в кухню:

— Так я и знала! Дрянь такая!..

Маргоша молча взяла веник у нее из рук, собрала осколки вместе с мокрым трупом чудища-гриба на совок, скинула в помойное ведро, мягко отстранила кричащую Ирину Борисовну, вышла на лестничную площадку.

— Спи спокойно, дорогой товарищ! — Она захлопнула железную крышку мусоропровода.

Осколки со звоном сыпались по трубе. Труп гриба падал тяжело и беззвучно.

— Мамуль, мне надо в библиотеку, — спокойно сообщила она, вернувшись в квартиру.

Через сорок минут она стояла в толпе девочек и мальчиков у высокой дубовой двери в старинном здании Театрального училища им. Щепкина. За дверью заседала приемная комиссия. Шел второй тур экзаменов. Курс набирал народный артист, профессор Константин Иванович Калашников.

Глава 9

Кончался июнь 1991 года.

Оля Гуськова привыкла искать в реальных жизненных сложностях тайный мистический смысл, видеть за тяжелыми будничными проблемами нечто магическое, роковое.

Наступивший 1997 год Оля встретила одна на своей нищей кухне. За окном выл ветер, мела метель. В комнате за стенкой орал телевизор, стонала и охала бабушка. Оля стояла у окна, глядела в глаза своему зыбкому отражению. Ей казалось, там, за стеклом, плавает в снежном мраке ее невесомый счастливый и прекрасный двойник.

За стенкой в телевизоре стали бить куранты. Оле не с кем было чокнуться шампанским. Да и шампанского не было. В доме напротив светились окна, веселая компания выскочила во двор, загрохотали петарды, послышался пьяный смех, женский визг. Всем было весело. Новый год.

Оле стало жалко себя до слез.

— Меня сглазили, — пожаловалась она своему зыбкому двойнику. — Откуда такая тоска? Почему мне так плохо? Жить не хочется… Может, кто-то заспиртовал жабу, долго смотрел в открытые мертвые глаза, произносил страшные магические проклятья и в них повторялось мое имя?

От собственного шепота стало еще страшней. Здравый смысл подсказывал, что все это ерунда, глупости, но бурное, болезненное воображение, подогретое усталостью, одиночеством и нервным переутомлением, рисовало жуткие картины. Какие-то лохматые тетки со скрюченными пальцами толкли в ступках сушеных головастиков и тараканов, нанизывали на ниточку зубы тринадцати черных кошек, лепили из воска фигурку, которая изображала Олю, и протыкали грудь фигурки раскаленными булавками с левой стороны, там, где сердце.

В последнее время на Олю все чаще наваливалась тяжелая, тошная тоска. Духовные искания, мистические страсти, метания между Кантом и Кьеркегором потеряли былую таинственную красоту. Болезнь бабушки Ивы из трагедии, требующей высокого самопожертвования, превратилась в бытовой фарс, нудный и пошлый.

Когда приходится спать на кухне на раскладушке, обслуживать нескончаемые капризы безумной старухи, считать копейки, встречать Новый год без елки и шампанского, наедине с собственным отражением в немытом кухонном окне, обязательно станет тошно. Особенно если тебе двадцать три года, ты здорова, хороша собой и еще ни разу ни с кем не целовалась. Хоть и глядят на тебя жадные мужские глаза на улице, в университете, в библиотеке, но ты боишься, сама не зная чего, бежишь от этих глаз, как от чумы (это низкая животная чувственность, надо думать только о высоком, о духовном!).

Но вместо «высокого и духовного» Оле все чаще мерещились заспиртованные жабы и сушеные крысиные хвосты.

— Ты выбери что-то одно, — сказал ей как-то пожилой усталый диакон в церкви Большого Вознесения, — если ты православный человек, то гони от себя эту нечисть молитвой и крестом. Причащайся чаще. Все в тебе самой, в твоей душе. Не думай ты о всяких сглазах, порчах. Ты же неглупая девочка, а рассуждаешь как суеверная старуха, которой кажется, что соседка ей в суп плюнула и от этого геморрой разыгрался. Я знаю, тебе сейчас очень тяжело с твоей бабушкой. Но все проходит, ты еще такая молоденькая, ну перетерпи, что же делать? У каждого свой крест. Не замутняй душу бреднями.

— Вы не понимаете, — говорила Оля, — меня сглазили, напустили порчу, никакая молитва не поможет.

— Замуж тебе надо, вот что, — вздыхал диакон, глядя на Олю с жалостью. — Нарожаешь детишек, и вылетят все эти глупости из головы.

Перейти на страницу:

Похожие книги