Место покоя Моего

Артем Абрамов, Сергей Абрамов Место покоя Моего

Светлой памяти Замечательного писателя Александра АБРАМОВА, любимого деда и отца - посвящается...

ПРОЛОГ ГАЛИЛЕЯ, НАЗАРЕТ, 33 год от Р.Х., месяц Нисан

Кормчий промахнулся - по обыкновению уже. Считалось: несколько миль туда, несколько - сюда, невелика погрешность. А идти шесть почти миль по склонам Фавора - каменистым и колючим от прямо-таки сабельно-острых кустов, но все же красивых - низких, зеленых, с пушистыми кисточками красных цветов, второй на исходе час уже плестись, сбивая ноги, проклиная и Кормчего, и страну эту, Богом зачем-то избранную, душную, - это, конечно же, работенка для низших в Службе, для Номеров.

У Номеров нет имен, им не положено. Им надлежит беспрекословно принять назначенный Путь, точно и в срок пройти его, а потом вернуться и принести данные Пути, чтобы Большой Совет решил: стоит ли его, Путь этот, вести дальше, к точке финала, а если стоит, то как и кому.

Так что усталость - пустое, главное - Путь, а он, похоже, выводит к цели.

Впрочем, где искать цель?

Говорили: лучше бы сразу в Иерусалим, лучше бы сразу в самую гущу. Другие возражали: а если промах, если попадешь в лето или даже осень - кого и что тогда искать в Иерусалиме? Воспоминания? Мифы?..

Но, судя по всему, здесь сейчас - весна. Может быть - апрель. Может быть, скоро - Пасха...

Шестой присел на горячий камень под невысоким, но разлапистым и оттого тенистым дубом - их много росло на склоне, - снял сандалии, вытряхнул из них песок, застрявшие в ремешках камни, вытер краем груботканой льняной туники гудящие подошвы ног. Впереди, в четверти часа дороги, лежал крохотный грязно-белый Назарет. По-местному - Нацрат. Или Нацерет. Сколько домов? Вряд ли больше сотни, если считать по крышам, белыми грибами прилепившимся к зеленому склону. Конец Пути? Лучше бы-Начало, Печка, от которой назначено плясать. Сказано в Книге: "Из Назарета может ли быть что доброе?" Это и надо узнать Шестому - может или не может, но если уйти от иносказаний Книги к местной реальности, то вряд ли стоит чужаку-путнику ожидать в городе что-либо доброе: жители его, как считалось, пользовались весьма дурной репутацией.

Впрочем, что Шестому до их репутации! У него - Сила, о коей они не ведают.

Однако сегодня он был стариком. Еще крепким, жилистым, седобородым, сухим от солнца и дорог, но уже согнувшимся под грузом лет и той спокойной мудрости, которую дарят человеку эти лета.

Он неторопливо, устало шаркая кожаными мягкими сандалиями, шел по узкой и пыльной улице, не улице даже - тропинке, утоптанной сотнями подошв, вдоль неровных и низких известняковых стен домов, пещерами вросших в мертвую землю. Он ловил на себе настороженные взгляды жителей, взгляды исподлобья, из-под бровей, из-под платков, надвинутых на брови. Он не хотел замечать эти взгляды, он легко кланялся каждому встречному, даже детям, кланялся, бесстрашно выбегавшим к нему, он должен казаться очень утомленным, прошедшим длинную и трудную дорогу, но не просящим ни еды, ни ночлега. На куске ткани, в несколько раз сложенной и опоясывающей бедра, висела кожаная фляга с водой, а в сумке лежал хлеб, ему ничего не требовалось от жителей Назарета, он не отяготит их ничем, разве что - вопросом.

Шестой остановился у темного, не впустившего полуденного солнца квадрата входа в низкий дом, вбитый в гору, у которого стояли две женщины, одна, молодая - в голубом платье (или тоже тунике?) и синем платке, покрывавшем голову и плечи, другая, постарше - в белом, а поверх - в темно-сером покрывале, прихваченном на плече железной пряжкой.

– Мир вам, - склонил голову перед ними Шестой, - могу ли я узнать у вас правильную для себя дорогу?

– Мир и тебе, почтенный, - вежливо, но равнодушно ответила одна - та, что постарше. - Спрашивай.

Смотрела на странника острыми черными зрачками - будто колола.

– Я ищу дом обручника Йосефа сына Элиягу.

– Древодела?

– Да, уважаемая.

– Пойдешь этой дорогой, отец, - она указала рукой вдоль витой улочки, - у синагоги свернешь к востоку; вниз, минуешь Источник, потом опять немножко вверх, в гору, а там сам увидишь. Это недалеко... - и с сомнением добавила: Хотя ты, наверно, давно в пути?

– Я не устал, моя госпожа, - ушел от ответа Шестой. - Я признателен тебе за помощь. Да будут светлы твои одежды и в горе ив радости...

Он еще раз поклонился и медленно, шаркая нарочито, двинулся прочь, согнутой жесткой спиной ощущая долгий колючий взгляд.

Услыхал между тем вслед прощальное:

– И тебе того же, почтенный.