Место преступления

Филя-то понимал, почему таким был финал. Струхнул полковник, не ожидал из Москвы такого демарша. Но сейчас он должен начать собственную зачистку территории. Это если действительно поверил вдове. А так — что? Спросят его: кто приезжал? Кто угрожал? Ответит, что сам он — в Дорогобуже, а что тут творится, уследить невозможно. А если ему докажут, что Краснов — не самоубийца, а его застрелили, то еще и возмутится, что милиция в Боброве спит, а не занимается своим делом. Ну, и накажет кого-нибудь из местных — условно, а сам останется в шоколаде…

Вера еще не приехала и не звонила, что странно, уж невестке-то могла бы сообщить, зная, что она волнуется. А может, хочет сохранить свое появление в тайне? Но какой смысл, если ее немедленно «вычислят» соседи — прямая родня Крохалева? Знает ли она вообще об этом?

Выпив уже «традиционную» для себя чашку Катиного чая, Филя рассказал ей о разговоре с Турецким. Женщина обрадовалась: с приездом Веры ее покинет страх одиночества, Вера — человек резкий и решительный. Так что теперь, понял Филипп, его забота о семье покойного Краснова становится не такой острой. То есть освобождается время для собственных операций. И отдыха, Фрося-то не знает, не догадывается, где он, может быть, и волнуется даже. А предполагаемые ночные дежурства здесь поставили бы под вопрос гостеприимство розовощекой и любвеобильной хозяюшки, не хотелось Филе огорчать ее. Чисто по-мужски.

Потом Агеев попробовал выяснить у Кати, кто осматривал труп убитого, хотя, наверное, неприятен ей был такой вопрос. Катя сказала, что это был доктор из городской клиники, его зовут Игорем Федосовичем — высокий такой, благообразный старик, совершенно лысый и, похоже, близорукий, у него очки, стянутые резинкой на затылке, с толстыми стеклами. И как он может что-то увидеть? Ну, вопрос не по делу…

— Я не стану ждать Веру, — сказал Филипп, поблагодарив Катю за вкусный чай. — Уверен, что сегодня вас больше не тронут. Но, если что, телефон мой знаете. А я побегу, дел еще невпроворот. Турецкий с адвокатом приедут только послезавтра, у Гордеева какие-то сложности в суде по поводу только что законченного дела. Так что они как только, так сразу, понимаете, Катя? Ну вот, тогда я побежал… Но вы по-прежнему никому, кроме теперь Веры, дверь не открывайте. А ответ — тот, что вам уже известен: про Генеральную прокуратуру и адвоката…

Вообще-то, можно было бы уже и не бежать, но время уходило, и до вечера Филипп хотел успеть поговорить по душам и с судебно-медицинским экспертом, осматривавшим труп Краснова. Эти старики редко «покупаются» на какие-то обещания, правда, могут и промолчать, если их прижмут. Но «умолчание», как считают некоторые, не ложь, а утайка — во имя общественного спокойствия. Покойнику уже не поможешь, а рот живые запросто пострадать могут. Альтруисты, блин, — как выразился бы «эрудированный» молодой современник.

Филипп то двигался короткими пробежками, то шел обычным шагом, изредка останавливался и нагибался, чтобы поправить шнурки на кроссовках. Ему не понравились зеленые «Жигули», неторопливо двигавшиеся сзади и будто сопровождавшие его. Наверное, подумал он, это — тот, из двора сестрицы Крохалевой, в замужестве — Фомкиной. «Фомка, — подсказала мысль, — удобный инструмент для решения мирных задач, а также совсем не мирных». И какая из них сейчас стоит на повестке дня, можно, конечно, догадаться. Вероятно, из этих «Жигулей» и велось оперативное наблюдение, дублирующее видеокамеру. Но если иметь в виду действительно ту «тачку», можно ее пассажиров спровоцировать: уйти, скажем, в сторону, а там — смыться с глаз глухими переулками. Ими уже продвигался недавно Филипп, торопясь на Первомайскую и наугад срезая углы. Ну, а затем уже вышибать преследователей из седел по одному. Попробовать, что ли? Или — ну их на фиг? Нет, надо все-таки попробовать…

И Филипп вдруг, неожиданно для «Жигулей», свернул направо, в первый же переулок, а затем побежал в сторону спуска к реке. Мельком оглянувшись, увидел, что «зеленый» устремился за ним. Отлично! Новый поворот, теперь — налево, и — вперед, еще быстрее, чтобы исчезнуть с глаз преследователей, едва те заметят его.

Красивое это занятие — гонка с преследователями! Они набирали скорость, значит, рассчитывали перехватить его где-то впереди. Дороги Агеев не знал, но полагался на интуицию. И, свернув снова — в направлении Первомайской, то есть сделав, как выражаются летчики, квадрат над аэродромом, он увидел пролом в заборе, окружавшем чью-то усадьбу, и нырнул туда, в густую чащу кустов. А вот теперь можно и подождать, а потом и повеселиться…