Место преступления - Москва

— Гнать, Рахимов, из милиции надо таких, как ты, и запомни: бухарики в медвытрезвителе, а в дежурную часть приходят граждане.

Борис Логунов шел по длинному коридору гостиницы ’’Россия”. Двери, двери, двери. Цифры, цифры, цифры.

Поворот. И сразу нужные цифры 8-0127, Борис постучал.

— Да, — раздалось за дверью.

Логунов вошел в прихожую. Номер был люкс.

— Входи, дорогая, входи.

Борис толкнул еще одну дверь.

Гостиная, обставленная с чуть потертым гостиничным шиком. Несмотря на раннее время, стол накрыт словно для банкета.

Переливались на солнце бутылки. Дефицитные закуски громоздились на тарелках.

И сам Тохадзе был не утренним. Для вечера он оделся. Для приема. Тугой воротник голубой рубашки обхватил шею, галстук переливался полосками, а синий костюм отдавал шелковым блеском.

Ослепительно сияли черные ботинки и золотозубая улыбка Гурама Тохадзе. Улыбка была предназначена явно не для Логунова, как и цветы, которые Гурам держал в руках.

— Здравствуйте, Тохадзе, — безлико сказал Логунов, — как я понимаю, вы меня не ждали.

Гурам, прищурившись, поглядел на Логунова. Коротко так. Стремительно.

И Логунов по его лицу понял, что догадался он, кто пришел к нему.

Битый был парень Гурам Тохадзе. Тертый.

— Здравствуйте, начальник, хорошему человеку всегда рад.

— А почему начальник?

— А у вас в столице все начальники. Это мы — просители, дорогой. К столу прошу.

— Это потом. Я из МУРа. — Логунов достал удостоверение.

И опять мазнул по нему взглядом Гурам.

— Зачем обижаешь, дорогой. Тохадзе человеку на слово верит. Садись.

Логунов сел. Огляделся.

— Гражданин Тохадзе, у меня к вам один вопрос, как вы попали в квартиру майора Корнеева?

— Плохой человек твой майор. Плохой. Прислал мне телеграмму о брате. Я в самолет и в Москву. Позвонил ему.

— Откуда телефон узнали?

— На Петровке дали, в справочной.

— Вы говорили с Корнеевым?

— Позвонил ему. Обрадовался. Думаю, какой хороший человек.

— То есть?

— Он предложил: ”Пойдем, дорогой, со мной в ресторан, там и поговорим. Посидим как братья”. Так и сказал, клянусь честным словом.

— Что вы сделали?

— Обрадовался, дорогой. Пригласил его в ”Узбекистан”. Там поговорили. Я знал, что он человек гнилой, вымогатель. Друга позвал с фотоаппаратом…

— А как же вы в его квартире оказались в семь часов?

— Не был я там.

— Не надо, Тохадзе. Вас соседка опознает.

— Зачем соседка, ты слушай, что я скажу. Корнеев твой хоть и молодой, но гнилой совсем. Не наш. Деньги, понимаешь, вымогать начал. Послушай, откуда у честного человека деньги. Я в ”Сельхозтехнике” работаю. На Доске почета карточку имею. Откуда у меня деньги?

— А, наверное, оттуда же, откуда и машина ”Волга”, и номер, который стоит сорок рублей в день.

Тохадзе опять прищурился, усмехнулся.

— Слушай, ты зачем пришел? А? Мои деньги считать или взяточника разоблачать? А? Скажи? Раз он милиционер, значит, можно над родственными чувствами издеваться? Ты скажи! Не боишься, что я на тебя управу найду?

— Не боюсь, — усмехнулся Логунов, достал из кейса бумаги. — Давайте закрепим ваши показания.

— Зачем это?

— Порядок такой…

Звонков завязывал галстук, наклонившись к зеркалу, вмонтированному в дверцу шкафа.

Он осторожно, двумя пальцами, зажал узел и аккуратно затянул галстук.

— Хорошо, — сказал подошедший Лев Миронович, — необыкновенно хорошо. Куда, если не секрет?

— В исполком, — уверенно соврал Женя, — насчет гаража.

— Милый Женя, запомните, некоторый жизненный опыт подсказывает мне, что просители одеваются попроще. Скромнее, чтобы вызвать жалость у чиновника. Поэтому я делаю вывод: вы идете на свидание.

— Лев Миронович, вы ясновидец.

— Опыт, милый мой Женя, опыт. А это самое горькое в жизни.

— Почему?

— Да потому, что он приходит с годами.

— Не всегда.

— Вы оптимист, Женя. Итак, у вас свидание.

— Именно. Только не говорите завлабу.

— Какому, Женя? Последний раз Геннадия Петровича Мусатова я наблюдал мельком на прошлой неделе.

— А вдруг принесет нелегкая. Я в книге-то записался.

Лев Миронович поднял руку.

— Благословляю.

— Аминь! — Уже на бегу весело крикнул Звонков.

— Клавдия Степановна, — сказал Логунов, — вы, пожалуйста, вспомните, когда этот человек Игорю звонил.

Они сидели на кухне и пили чай из большого пестрого чайника. И вся кухня была, как этот чайник. Чистенькая, пестрая, веселая.

— Я, Борис Николаевич, не припомню точно. Но по телевизору "Спокойной ночи, малыши” показывали. Я музыку услышала.

— А по какой программе?

Клавдия Степановна поставила чашку, подумала.

— Я всегда по второй смотрю…

— Значит, было ровно двадцать часов.

— Точно. Я еще думала, уйдет он до программы "Время” или нет.

— А что потом было?

— Ну грузинец этот трубку положил. И говорит: "Нет его, мамаша. Позвольте я ему посылку оставлю”. Я открыла дверь Игоря. Он туда зашел, свет зажег. А через минуты две вышел. Сказал спасибо и ушел.

— Чего у него было в руках?

— Так у него с собой сумка была.

— Что потом?

— Вышел он, сумка уже пустая. Поблагодарил и ушел.

— Клавдия Степановна, вы узнаете этого человека? — Логунов положил на стол фотографию Гурама Тохадзе.

— Он это! Он…