Место преступления – тело. Судмедэксперт о подозрительных смертях, вскрытиях и расследованиях

Еще одной моей обязанностью стало накладывание гипса на сломанные конечности. «Лепщики гипса» не работали по ночам и выходным дням, а этому навыку в медицинской школе нас не учили. Старая аксиома гласит, что если с чем-то справится человек с одним только школьным образованием в загашнике, то и человек с медицинским дипломом сможет это сделать. Вы когда-нибудь клеили обои? Ну, вот и все. К счастью, все мои пациенты с переломами на следующий день обращались к хирургу-ортопеду для хирургического вмешательства. Поэтому при обращении с переломами все, что от меня требовалось, – убедиться в том, что в ближайшие сутки пациенту не станет хуже, чем есть. И я накладывала как можно больше гипса. После этого моим только что загипсованным пациентам требовался грузовик, чтобы увезти их из отделения, зато конечности у них были зафиксированы прочно.

Во время интернатуры я подала заявку на участие в нескольких программах обучения патологии. Их преподаватели, похоже, от меня не были в таком восторге, в каком я пребывала от них, поэтому я решила немного изменить курс и попробовать силы в приемном отделении скорой помощи. Я только переехала в Данди, чтобы занять пост, когда услышала о перестановках в отделении патологии. Произошли изменения в старшем составе, и тогда на время отложили письмо с предложением мне занять у них место стажера. Я решила, что, может, стоит дать шанс отделению скорой помощи, и сама отложила принятие решения о своем будущем на потом.

Королевский лазарет Данди оказался намного больше тех больниц, где я работала, будучи интерном. К тому же там были все необходимые специалисты, в отличие от больниц на периферии. Теперь я занимала должность своеобразного инспектора дорожного движения в коридорах больницы: осматривала пациентов и отправляла их к нужному специалисту. Такая работа гарантировала сохранность больных, но мне было скучновато. Поэтому я решила: иду в патологию.

В 1979 году началось мое обучение. Сразу стало понятно, что комфортнее всего мне на вскрытиях.

С порога меня ждал настоящий марафон, занявший весь день, и сложнее всего было набраться храбрости, чтобы взять в руки скальпель и разрезать тело. В конце концов мой босс потерял всяческое терпение: «Он мертв, хуже ты точно не сделаешь».

Когда мы закончили, я все еще не понимала, от чего этот человек умер, пока мне не указали на свернувшуюся кровь, которую я тщательно удалила из сосудов в легких, – она свидетельствовала об эмболии легких, т. е. тромб из ноги попал в сосуд легких, чем вызвал смерть. Тромбоз глубоких вен – частое осложнение в случае, когда человек прикован к постели, при этом врачи прилагают усилия, чтобы избежать возникновения тромбоза.

В отделение патологии в больнице Глазго привозили людей, умерших на больничной койке, поэтому вскоре я научилась определять смерть от сердечного приступа, от раковых метастазов, кровоизлияния в мозг и сепсиса. От любых естественных причин, разрушающих тело и вызывающих смерть. Порой я удивлялась, как человек прожил столько лет, когда все его органы находились далеко не в лучшем состоянии.

В морге я показывала хорошие результаты, но с лабораторией не складывалось. Лаборанты тщательно обрабатывали ткани, отделенные от тел, нарезали тонкими полосками и окрашивали красителями, чтобы клетки было лучше видно, помещали ткани на предметные стекла и отправляли патологам в картонных лотках размером с лист бумаги. Все шло своим чередом. Предметные стекла осторожно устанавливались под микроскоп, настраивался фокус. Когда я смотрела на них, казалось, будто гляжу в калейдоскоп – столько разных цветов. Такая мистерия. Я понятия не имела, на что смотрю. Единственной подсказкой мне служил запрос из лаборатории, которая возвращала ткани с описанием. Другой стажер, приступивший к работе в одно время со мной, весело определял не только ткани, но и патологии. Катастрофа, учитывая, что моя карьера стояла под вопросом. Поблажки делались, чтобы дать стажерам шанс войти в курс дела, однако рано или поздно наступал момент, когда нужно определить, подходит человек для этой работы или нет. Я решила придерживаться плана, который помог мне на выпускных экзаменах: не говори ничего, возможно, сойдешь за идиота, но доказательств этому не будет. Мне нравился процесс вскрытия и люди на работе, мне не хотелось уходить, однако была вероятность, что мой контракт могли не продлить после полугодовой стажировки.

А затем кое-что произошло. Готовая к очередному разочарованию, я припала к микроскопу… и смогла распознать, на что смотрю. Передо мной лежал материал, собранный в ходе выскабливания матки в фазе пролиферации: ацинозно-клеточная опухоль кишечника и совершенно нормальная ткань молочной железы без признаков рака или кожных полипов. Игра началась.