Запах разложения – то, что нельзя забыть и к чему невозможно привыкнуть. Не надейтесь на ментоловое средство для носа или пропитанные духами носовые платки, которые так любит полиция. Даже маски не обеспечат вас достаточной защитой, если только на месте у вас не будет собственного баллона с кислородом, который используют в крайних случаях. Просто дышите ртом, и скоро адаптируетесь. Еще один совет – надевайте двойные перчатки и два слоя курток, а первую пару перчаток смазывайте ароматным мылом, иначе потом придется есть бутерброд вонючими руками.
Однажды мы с коллегой исследовали сильно разложившийся труп, найденный в лесу. Смерть, вероятно, наступила в результате употребления алкоголя или по другой причине, не связанной с криминалом. Закончив в обед, мы решили зайти в торговый центр. Коллега отправился в отдел мужской одежды на цокольном этаже, а я поднялась наверх в детский магазин. Взяв подгузники, я встала в очередь на оплату. Две женщины передо мной обсуждали, что в магазине ужасно пахнет, и я вдруг осознала, что они говорят обо мне. Бросив подгузники, я сбежала вниз по лестнице, где столкнулась со своим коллегой, устремившимся к выходу.
– От нас воняет! – воскликнули мы в унисон и поспешили обратно к моргу.
Запах на месте преступления – это сигнал о том, что рядом творится что-то ужасное. В моем первом деле он свидетельствовал о том, что рядом находится сильно разложившийся труп. Я почувствовала себя смелее от того, что меня не вывернуло тут же за углом, поэтому пересекла комнату и наткнулась на черную кишащую массу. Присмотревшись, я поняла, что на теле уже поселились личинки. И хотя я впервые столкнулась с вспухшим разложившимся трупом, я читала в книге профессора Кена Массона о том, какие изменения с телом происходят после смерти, но теперь поняла, что фотографии не способны передать реальную картину.
Кен создал исчерпывающий учебник по судебной медицине для юристов. Благодаря его подробным описаниям разнообразных способов встретить свою преждевременную смерть много юристов довольно рано поняли, что им не хочется участвовать в делах по расследованию смертей и убийств. Несколько лет спустя я работала с отделом спецэффектов в сериале «Таггерт». В одном из эпизодов нужен был разложившийся труп, и они пришли ко мне, чтобы узнать, как его смоделировать. Я показала им несколько фотографий и получила закономерную реакцию: «Это же отвратительно!» И это еще они не чувствовали запах. Вскоре начался процесс создания разложившегося тела, а через несколько недель я увидела результат.
– Это отвратительно, – сказала я, и продюсеры, похоже, были со мной солидарны, потому что, когда эпизод вышел, на экране мелькнула только почерневшая ступня. Что ж, это шоу-бизнес.
Но вернемся к месту преступления в Глазго. Полиция показала мне «кровавое пятно», которое обеспокоило установившего смерть врача. По линолеуму растеклась коричневатая жидкость. Больше следов крови я нигде не обнаружила, и сложно было определить, откуда она, потому что очевидных ран на теле не оказалось.
– Поняла, – со знанием дела сказала я, – это гнилостная жидкость. Часть процесса разложения. Внутренние органы разжижаются, а жидкость вытекает через отверстия. Так что это не кровь.
Высказавшись, я развернулась на пятках и ушла, желая как можно скорее покинуть квартиру. Я не опозорилась, не свалилась в обморок и не повела себя так, как нормальные люди при виде разложившегося тела, поэтому во мне родилась уверенность: я справлюсь с любой смертью, свалившейся на мои плечи.
Вернувшись на базу, я проверила факты до того, как тело и улики привезли на судмедэкспертизу.
В остальном, вскрытие прошло штатно. Иными словами, ничего, что указывало бы на убийство, я не нашла. Токсикологическое отделение обнаружило следы героина в печени. Фух! К сожалению, я много раз видела смерти от наркотиков в Глазго – такая напрасная трата молодых жизней. Большинство умирали в полном одиночестве. На той стадии моей карьеры мир делился на черное и белое. Наркоманы были на черной стороне. Меня поражало, насколько сильна зависимость, когда раз за разом я видела наркоманов на столе в морге и в их жилищах.
Было бы так просто отвергнуть этих людей и обвинить во всем социальные условия, в которых они выросли (ведь довольно большая часть населения Дублина и Глазго жила в бедности), и запросто решить, что эти люди сами загубили собственную жизнь, но я видела их семьи. Большинство – обычные люди, опустошенные потерей сыновей и дочерей, они не могли понять выбор собственных детей. Однако никто не освещал эти смерти в Шотландии, не привлекал общественное внимание, которое подтолкнуло бы расследование, поэтому семьи горевали в одиночестве без возможности выяснить, что случилось с их детьми. Это несправедливо.