«Союз с Богом предполагает царство Божие, которое
Ягве есть источник Духа, Слова и Мудрости, которые от него неотделимы. Он не исчерпывается ими, Его существо не уходит в них, они отличаются от Него, но они посредуют Его всеединство.
Дух Божий, Голос Божий, Слава Божия, Слово Божие — это посредники в теософии раввинов. В народной религии — это ангелы, праотцы и святые, усопшие или живые. Христианство боролось с этим: «Оно противополагало ему веру в живого и всеединого Бога Отца, открывшегося в Иисусе Христе и Духе, и в самом учении этого богословия о Логосе восторжествовал конкретный монотеизм, коренившийся в богосознании пророков и нашедший во Христе свое полное откровение»[296]
.Что касается суда, то суд Божий представляется как всемирный суд над всеми народами и над отдельными людьми, и грядущее царство, имеющее прийти на смену звериным царствам язычников, сознается как истинно божественное и всемирное, которое утвердится «не силою, не воинством, а Духом»[297]
.Исторический процесс связывается с космогоническим процессом: книга Бытия — первая глава апокалипсического откровения.
«Рассматривая апокалипсическую литературу эпохи пришествия Спасителя, мы убеждаемся в том, что христианство вложило совершенно новый смысл в идею Мессии и впервые придало ей центральное, основное значение в целом религии, которая определяет себя как религию Мессии, религию Христа. И эта коренная реформа объясняется всецело личным делом и учением Иисуса Христа, подготовленным проповедью Иоанна Крестителя»[298]
.Раннее христианское богословие с его учением о Логосе вырабатывалось в борьбе церкви с ересями, с мифологией гностицизма, с иудейством и язычеством, стремившимися ассимилировать себе христианство. Христианство дает Слово Божие, ό λόγоζ τοΰ θεοΰ, устраняя все другие имена.
Для историка точка отправления — памятники, для философа — факты евангельской истории, которые могут быть научно установлены.
Христос верил в Отца больше, чем в мир, и был исполнен сознанием Отца, «духом Отца», богопознание было связано в Нем с Его личным самосознанием. В Своем Слове Христос дал Свой подлинный образ. Он пострадал не от сребролюбия Иуды, и не от пороков законоучителей и священников, а от общего неверия и «напрасной ненависти», которая имелась в «мире». Христос был осужден во имя идеалов национализма и ортодоксии еврейских фарисеев, а Пилат распял Его как «недруга кесарю». Современники Христа видели в Нем прежде всего человека, и в этом человеке они не узнали духовного образа того Отца, которого они внешним образом исповедали. А Отец был его пищей, Его стихией, живым средоточием Его личного сознания. Отец раскрывался в Сыне. Иисус приписывал себе совершенное познание Бога, совершенное общение с Ним: Он сознает Его в Себе, как Отца, и Себя в Нем, как Сына, и вместе с тем Он находит, что Его Отец, как Он Его знает, отрицается в действительности людьми, преданными миру. Мир исключал Бога.
Евангелие от Иоанна — связующее звено между Новым Заветом и последующим богословским учением о Логосе.
Евангелие Нового Завета есть Евангелие Христа. А Нагорная проповедь есть проповедь нового закона, начертаемого в сердце, закона, который имеет своим основанием усыновление человека Богом и совершенное познание благого Отца. В отношении Христа к закону высшая свобода соединяется с послушанием.
В еврейской литературе «царство» означает не страну, а правление или владычество, а у Христа «царство» — это представление о жизни будущего века. Будьте блаженны и будьте совершенны — вот заповедь царства.
Чтобы понять милость Отца, надо понять и Его суд. Его величие и святость. Его могущество.
«Страх Божий есть начало премудрости» не только в Ветхом Завете, и если «совершенная любовь изгоняет страх», то надо понять смысл этого «страха», чтобы понять совершенство любви.