Мы шагали в сторону, противоположную той, куда уходил ряд говорящих голов на столбах. Там было темно, а мы шли к свету. Туда, где горели настоящие фонари.
Илайя быстрее всех выбилась из сил.
— Давай-ка так, — подошёл к ней Майлд. — Не пищи!
Она не пискнула, когда он усадил её себе на шею. Схватилась за волосы.
— Полегче там! — предупредил Майлд. — Показывай дорогу.
Даже будучи толстым ребёнком, Майлд всё равно был крепок, как скала. Илайя вытянула руку вперёд, и он пошёл, как ледокол. Медленный, но упорный.
— Весело будет, если мы тут потонем, — проворчала Райми.
Свернули. Потом — ещё раз, ещё. Дорога шла вниз, и Гнили здесь было уже по пояс.
— Слыхал я русскую байку про одного мужика по фамилии Сусанин, — пропыхтел Сайко. — Илайя, ты, часом, не русская?
Илайя его проигнорировала. Ответил я:
— Я знаю, куда мы идём.
И повернулся к Алеф.
— Ты не вспоминаешь?
Она покачала головой.
— Я никогда здесь не была, Крейз.
В здании роддома светились все окна.
В сгустившемся мраке он казался маяком. Внутри чудилась обычная человеческая жизнь, о которой так заныло сердце.
— Здесь! — указала Илайя на входную дверь.
— Давай. Плыви дальше сама, рыбка.
Майлд с тяжёлым вздохом ссадил Илайю на землю. Вернее, в мёртвую Чёрную Гниль.
Мы все столпились перед дверью. Тяжёлой железной дверью, выкрашенной в светло-зелёный цвет.
Что там, за ней? Больничный цилиндр? Первый уровень? Или каким-то непостижимым чудом — дом?..
— Давай. — Алеф сжала мне руку и, поймав мой взгляд, ободряюще улыбнулась. — Пусть там будет что-то новое. Что угодно.
Кивнув, я потянул ручку на себя.
Дверь открывалась с трудом. Гниль сопротивлялась всей своей мёртвой тушей. Пришлось схватиться двумя руками, рвануть, что есть мочи…
Распахнулась. Я едва не упал, когда Гниль неожиданно уступила.
И резко выдохнул, увидев то, что стояло за дверью.
— У-у-у-у-ум-м-м-м-м! У-у-у-у-у-ум-м-м-м-м-м!
Всё, кроме воронки крикуна, потеряло смысл. Мир исчез. Меня засасывало в водоворот, и не было никаких сил, чтобы вырваться оттуда.
Я летел во тьму, сопровождаемый этими убивающими душу звуками, кричал, но не слышал собственного голоса.
Зато услышал голос Алеф.
— Почему ты идёшь задом наперёд?! — спросила она, смеясь.
А потом добавила:
— Дёрепан модаз шёди ыт умечоп? — и заплакала.
Я оказался во тьме.
И тьма посмотрела в меня.
Эпилог
— Какого хрена? Ты чё орёшь?!
Я сидел в кровати и жадно хватал ртом воздух. Руки ползали по грудной клетке. Хотелось её разорвать, чтобы вдохнуть как можно больше, вобрать в себя весь воздух мира.
Казалось, только что я задыхался.
Вспыхнул свет, и я, щурясь, увидел взъерошенного парня в трусах, который смотрел на меня.
— Ты… ты чё? — спросил он.
— Я? — переспросил я и огляделся. — Я…
— Ты задрал, я чуть не обосрался! Тебе чё, кошмары снятся?
— Угу… — Говорить более длинными фразами пока не получалось.
— Блин, ты б бухал, что ли. Под алкашкой, говорят, вообще ничё не снится.
Он оставил свет гореть.
Прошлёпал босыми ногами к своей кровати, сунул руку под подушку и достал бутылку с тёмно-коричневой жидкостью. Скрутил пробку, глотнул, поморщился и протянул мне.
— Будешь?
Я встал. Взял бутылку.
На мне не было обтяжки. На мне были самые обыкновенные трусы — и всё. А в руке я держал бутылку дешёвого коньяка.
А передо мной было окно.
Я подошёл к нему, прижался горячим влажным лбом к прохладному стеклу и попросил:
— Выключи свет.
— А?
— Выключи свет. Если хочешь увидеть, что снаружи — нужно, чтобы внутри была такая же тьма. Тьма внутри — тьма снаружи.
— Сука, я теперь вообще боюсь с тобой в одной комнате засыпать, больной ублюдок.
Но всё же он прошёл к выключателю и, повернув его, обрушил комнату во тьму.
Снаружи тускло горел фонарь, освещая детские качели.
Здесь, в общаге, жили дети. Преподаватели, сотрудники универа — те, что не смогли правильно устроиться в жизни. Не понимали, как это так — зарабатывать. Умели только работать и получать, что дают.
Как десятки и сотни стаффов, радующихся тому, что им хотя бы не приходится выходить в рейды.
Как те четырнадцать, что поверили в рай, в котором не нужно работать по хозяйству.
— Ты чё, плачешь? — услышал я обалдевший голос.
— Да.
В позапрошлой жизни это было бы позором. Я бы проглотил слёзы ценой любых усилий, заставил себя чихнуть или засмеяться — всё, что угодно, лишь бы не показать, что во мне есть какая-то слабость.
В этой жизни мне было плевать.
Я отпил из бутылки, чтобы ощутить горький и настоящий вкус этой жизни. С глубоко затаёнными, большей частью воображаемыми нотками шоколада.
Я открыл свой ноут той же ночью.
О сне не могло быть и речи. Сердце колотилось так, будто я бежал стометровку, и успокаиваться не собиралось. Оно бы взорвалось, если бы я попытался.
В соцсети, о которой говорила Сиби, я не был зарегистрирован. По слухам, там в основном зависали жители столицы и около того, если не считать американцев и европейцев.
Адрес электронной почты. Номер телефона. Короткая вибрация, код подтверждения. В какой-то момент руки затряслись.
Я снова делал такие простые и обыденные вещи. Так же просто и обыденно, как убивал монстров в туннелях.
Имя: Крейз.