— Ни то, ни другое. У тебя пять систем управления, я их перечислю. Самая древняя — генетическая, наследственный проект тела. Вторая система — кровь с эндокринными железами, ведает этапами развития, ростом, зрелостью, а также временными режимами. Система третья — нервы, командует автоматическими движениями и органами. Четвертая — условно-рефлекторная, опыт, привычки, чувства: гнев, радость, горе. И ум твой, сознание, — только пятая из систем, самая разумная, самая новая, созданная для общения с внешним миром и не очень вникающая в дела внутренние.
— То есть ты хочешь подчинить сознанию чувства?
— Не только чувства, но органы, кровь и гены, температуру, давление, борьбу с болезнями, рост, внешность. Чтобы ты мог сказать: «Хочу нос поменьше», — и нос укоротится. «Хочу, чтобы череп раздался, в нем поместилось бы побольше мозга!» Или: «Хочу, чтобы у меня были жабры!» — и вырастут жабры, будешь дышать под водой, как рыба. Вот когда ты поистине станешь хозяином своего тела, тогда и я покину тебя со спокойной совестью.
— Но это значит никогда! — воскликнул я. — Жабры вырастить! Сказка!
— Почему сказка? Жабры состоят из обычных клеток, примерно таких, как в легких, и из кровеносных сосудов. И ты сам говорил, что у человеческого зародыша есть зачатки жабр. Значит, организм матери мог вырастить жабры. Не вырастил, потому что программа была иная и никакой возможности вмешаться в программу: не связаны гены с сознанием матери. Не было связи, только и всего. Вот я и хочу наладить подобную связь в твоем теле.
«Бред», — подумал я.
Но заманчивый бред между прочим.
Последующие дни я провел в тяжких спорах. Не с Тетеасом, миниатюрным прожектером, — с самим собой. Во мне самом спорили трезвый скептик: «Не может быть», и энтузиаст-мечтатель: «Очень хочется».
— Не может быть такого, — говорил Не-может-быть. — Черты лица зависят от собственного желания? Ненаучная фантастика. Нельзя переделать свое лицо, каждый знает.
— Да, но… — возражал Очень-хочется, — но и в космос летать нельзя было. Люди стали разбираться: почему нельзя? Разобрались. Летают. А внешность почему нельзя менять по собственному желанию? Тетеас говорит: «Потому, что нет связи между волей и клетками». Ну, а если наладить связь?
— Ничего не выйдет хорошего, — твердил скептик Не-может-быть. Если бы связь была полезна телу, природа проложила бы ее. Мало ли что взбредет в голову: кому захочется три глаза, кому четыре уха. И хорошо, что нет возможности лепить по капризу нежизнеспособных уродов. Нельзя давать скальпель в руки несмышленышу.
— Да, но, возможно, природа не успела дать скальпель, — отстаивал мечту Очень-хочется. — Разум — полезный инструмент, но он изобретен всего лишь миллион лет назад. Еще не распространил свою власть на глубины тела.
— Необъятного не обнимешь, — твердил скептик. — В теле сто триллионов клеточек, в мозгу всего лишь пятнадцать миллиардов, сознанию отведено миллиардов пять. Как может разум уследить за каждым лейкоцитом, за каждой растущей клеткой, за каждой белковой молекулой в клетке?
— А разум и не должен следить, не должен распоряжаться каждой клеткой. Разве командующий фронтом дает приказ каждому солдату в отдельности? Он определяет общую задачу, а генералы, офицеры и сержанты конкретизируют, уточняют, доводят.
Скептик возражал:
— Но командующего понимает вся армия, от генералов до солдат, все они объясняются на едином языке. А солдаты твоего тела, если молекулы — это солдаты, не понимают разумных слов, и ты не знаешь четырехбуквенного шифра генов. Как ты скажешь: «Делайте мне голубые глаза!»? В какой из ста тысяч ДНК записана голубизна глаз и какими из миллиона букв? И даже если ты произнесешь «цитозин-тимин-цитозин», разве тот ген поймет тебя и перестроится?
Только сутки спустя, накопив новые соображения, оптимист Очень-хочется снова вступил в спор:
— Верно, языки разные в теле, не все доступные разуму, но есть многостепенный перевод. Клетки понимают химические приказы гормонов крови; железы, посылающие гормоны, понимают электрические сигналы спинного и головного мозга, реагируют на страх, гнев и восторг. А страх и гнев можно подавить или вызвать воображением. Вот как: с воображения начинаются приказы телу. Должен буду я, Очень-хочется, воображать то, что мне хочется. Если не желаю стареть, должен представить себе, что не старею. Иду по улице статный, легконогий, грудь колесом, кудри колечками. И если попал в катастрофу, остался без ноги, тоже начинай работать воображение! Представим себе, что у меня растет потихоньку нога: припухло, а вот уже и кость прощупывается сквозь повязку, вот образуется коленный сустав…
Скептик Не-может-быть возмущен:
— Вообразить можно что угодно, по невыполнимого не выполнишь. Человек не способен к регенерации. У взрослого кости жесткие, окончательные.
— Но ведь есть же такая болезнь акромегалия, когда растут кости лица, ступни, кисти рук у взрослого.
— Там простой рост, увеличение. А тут сложное развитие. Такое только у зародыша возможно.
— Надо еще разобраться, почему вырастают ноги у зародыша.
— Так то зародыш.