Метаэкология

Устойчивое развитие скорее всего может быть достигнуто в области духа — системы, освобожденной от косного компонента, — постепенно вовлекая социум и биосферу. Метаэкологическая система на первых порах предоставляла человеку столько свободы, что он вступал в единоборство с богами. Еще библейский Авраам решался спорить с богом и даже одерживал верх, как в памятном споре о Содоме и Гоморре. Со временем, однако, система, повинуясь своим законам, все больше подавляла человека, убеждая его в собственном ничтожестве и заставляя вспоминать о прошлом как о золотом веке. Судьба неотвратима — это свойство системы. Однако Прометей освободил людей от провидческого дара, сам сделавшись его жертвой. Тем самым людям была предоставлена если не свобода выбора, то по крайней мере свобода поиска — отслеживание судьбы методом проб и ошибок. Древняя эра прошла под знаком такого рода свободы.

Подвластность олимпийских богов слепой судьбе была предметом насмешек со стороны христиан, которые (как свидетельствует, к примеру, Корнель в «Полиевкте») противопоставляли ей всесилие библейского бога. Однако система не может беспредельно подавлять свободу своих компонентов — это самоуничтожение. Милосердный сын божий принес себя в жертву, чтобы освободить человека от кармической вины и открыть перед ним перспективу прощения — обратимости судьбы во времени. Рождение прощающего бога было, таким образом, началом новой эры.

Фауст

Радикальные выступления против термодинамической предопределенности дали череду этических, эстетических и сексуальных революций, которые всегда свершались во имя свободы (протоэго в последнем случае; сексуальные контрреволюции утверждали свободу метаэго) и дали естественную периодизацию истории европейской культуры, вобравшей разнородные элементы, способные вновь раскрыться веером течений философской мысли. Мы уже упоминали о древнейших общеарийских элементах в культуре запада и востока. Махабхарата — восточный аналог Илиады, а Рамаяна — Одиссеи. Зороастр проповедовал в Бактре, а услышали его на берегах Мертвого моря.

Разделение философии на «западную» и «восточную» относится к более позднему времени и состоит в утверждении противоположных моделей существования — борьбы на западе, равновесия на востоке. Если восточный нравственный идеал заключался в следовании «среднему пути», то на западе тех, кто «средину соблюдают» считали ничтожными: Данте не нашел для них места ни в раю, ни в аду.

Западное мировоззрение основывалось на постоянстве сущностей, стоящем за иллюзорной изменчивостью явлений, вере в абсолютное, восточное — на непрерывном изменении сущего, иллюзорности постоянства и относительности веры (в Махаяне эта установка называется «суньята»). Западная этика противопоставила хорошее плохому, восточная утверждала их единство. Западное представление о свободе отождествлялось с исполнением желаний, восточное — с освобождением от желаний.

Взаимопроникновение идей происходило во все времена и во многом объясняет, как мы уже отмечали, разнообразие точек зрения внутри греческой философии, ее динамизм. Однако еще более высокой степени синкретизма достигло христианство, в рамках которого стало возможным обоснование диаметрально противоположных концепций жизненного пути.

Христианская философия жизни освоила элементы платонизма, а веретено (колесо) Фортуны оставалось излюбленным образом средневековой литературы. Пассивизм, «восточный» элемент христианского учения, в средние века сочетался с безрассудством крестоносцев и безудержным экспериментаторством алхимиков. Иисус не одобрял суетной активности (в Нагорной проповеди и в эпизоде с Марией и Марфой), которая губит душу. Но он же учил, что, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Кто же боится погубить свою душу, тот и погубит, а кто не боится — спасет. Значение этого принципа было осознано уже в новое время, и блестящую иллюстрацию к нему дал Гете своей интерпретацией средневекового Фауста.

Эпоха Возрождения стала торжеством платонизма как светской философии жизни (протекавшее параллельно богословское возрождение — классическая схоластика Альберта Великого и Фомы Аквината — опиралось на Аристотеля). Ее логическим завершением было сформулированное Спинозой представление о свободе как осознанной необходимости. Сама же необходимость вытекает из закономерностей развития системы, определяющей судьбу отдельных элементов. Однако уже в рамках позднего Возрождения — раннего барокко произошел раскол, ознаменовавшийся возвращением странно преображенных средневековых фигур — Фауста, Дон Кихота, Дон Жуана, Гамлета. Именно они стали героями нового времени, оттеснив на задний план Геракла, Ахилла, Орландо и христианских святых.