Метафизика пата

В русской культуре это отличие удерживалось интуицией бытий-ности истины, в поле которой немыслима возможность тезиса о том, что истина выше человека. Истина не может быть выше его или ниже, слева или справа. Она не относится ни к демократическим плоскатикам 1, ни к тоталитарным. Бытие накладывает на это возвышение запрет. Истина не выше бытия, а поставлена в ряд бытия, как становится в ряды христиан каждый чкрещеный человек. Познать – это значит осознать свое бытие в Истине. Европейская традиция заставляла бежать к истине по дорожже ума. И это, как говорил В. Эрн, хорошо. Но в русской традиции к Истине добираются и по тропинке воли, ее напряжением. И на вершинах познания находятся не ученые и философы, а святые (18, с. 20). Онтологическая размерность истины и человека передается рапсодом, распевающим стихи

1 Двумерные существа. 162

«Голубиной книги»:

«Мало спалося, много виделось: Кабы два зверя соходилися, Промеж собой подиралися, Кабы белой заяц, кабы серой заяц, Кабы белой заяц одолеть хочет? И не два зверя соходилися, Промежду собой подиралися: И то было у нас на сырой земле, На сырой земли, на святой Руси, Сходилися Правда с Кривдой; Это белый заяц – то-то Правда ль, А серый заяц – то-то Кривда ль; Правда Кривду передалила, Правда пошла к Богу на небо К самому Христу, царю небесному, А Кривда осталась на сырой земле, И пошла она по сырой Земле, По всем четверым по сторонам…» (3, с. 273-274).

Вот этот оборот – Правда пошла к Богу, а Кривда осталась (между нами – делает ощутимым различие между уче-ньш и святым. Для ученого мир делится на сущность и явления, на явления и вещи в себе, т. е. мир ограничен горизонтом описания мира.

Вещи в себе напоминают, что ты конечен (смертен) и никогда не пройдешь пути бесконечного. «Тот, кто стоит, всегда ограничен какими-нибудь горизонтами» (18, с. 21). Тот, кто восходит ж Истине, движется к ней поверх постулатов кантовской философии, над горизонтами познания. Но это по-двиг святого, а не гносеологическая истина позитивиста.

Не «вещь», а «личность» – та категория русской культуры, в которой сходится и завязывается узловая мера мира, его связность, понятая не в традиции новоевропейского рационализма, а в смысле русского космизма.

Неприятие науки имеет своей причиной факт релятивизации ее духовных оснований.

Множественность концепций и истин, плохо согласуемых между собой, заставляет искать абсолютное на стороне религии. Наука теряет некогда завоеванные ею позиции в общественном сознании. Религия возвращает утерянные ею духовные территории. Мудрость непосредственного знания очаровывает многих экологически обеспокоенных..людей·. Но непосредственное знание, подчиняющееся принципу «не.думали, а уже знаем», является источником как«мудрости, так и глуцссти. Зерна живого знания встречаются в раовине религии, в детском лепете, у примитивов. Иногда эти зерна превращаются в жемчуг мыслей. Но внутри этих мыслей нельзя построить расчеты даже самого захудалого моста через какую-нибудь реку, не говоря уже о системе доказательств существования внешнего мира. Живое знание 'недейственно.

Научные идеи – это тот уровень овладения миром, на котором теряется различение между словами «быть» и «существовать». Техника – плод онтологической неразличенности бытия и существования. Но пустоту бытия не заполнить полнотой сущего. Вот эта неразличенность и обусловленная ею незаполненность сущего вовлекают нас в экологическое ничто. Закидывание в ничто техники напоминает по своей бессмысленности идею бесконечного улучшения мирового рекорда.

Воля к прогрессу вела цивилизацию в сад бытия, а привела ее к пустыне существования, к ничто, которое заговорило на языке экологии.

До тех пор пока крестьяне, занимая традиционные ячейки общества, были его центром тяжести (его магнитом), об-щрствр бьгло «неваляшкой» и экологических проблем у него не было. Выветривание крестьянской 'почвенности формирует идеологию переселенца, для которого земля, обычай, нравы всегда чужие 'Экология – апофеоз беспочвенности цивили-з«авди. тех людей, которыми все должно быть создано как бы из.ничего, и с самого начала.

Осознание этого факта возвращает нас к идеологии Нового., средневековья,, /к необходимости наращивать мышцы жиз-н# в умном молчании мира.

Для того'чтобы выслушав другую сторону, нужно дать ей слово, Символическое слово русской культуры говорилось «Голубиной книгой», духовными стихами, «исходящими из глубокой славяно-русской древности» (3, с. 1). 11.2. Обитаемое бытие 1 Какой мир обитае«м и какой необитаем? Необитаемый МИр ·_ это мир без изнанки, без разделения на внешнее и внутреннее, т. е. геометрическая вселенная, которую можно описать, но в которой нельзя быть. Почему? Потому что быть вывернутым наизнанку, не имея ничего за душой, значит быть геометричеокой фигурой мира. Для того чтобы *m›f? знать-о мире, нужно, чтобы «я» и «мысль» не разбежались в разные стороны.