Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки

Дочитывая ее, читатель вправе был предположить, что следующая книга романа целиком будет отдана описанию первого года существования «невского парадиза». Но автор уводит его внимание в Москву, а затем увлекает к делам лифляндским и эстляндским. Оговоримся, что в начале второй главы Книги третьей уделено некоторое внимание жизни в первоначальном Петербурге, с его «многообещающими грязью и беспорядком». Однако при этом вполне явственно ощущается, что у автора перед внутренним взором одновременно стояло много других сюжетов из жизни Петра Великого, не менее заманчивых для освещения, к некоторым из которых он не замедлил перейти. Конечно, здесь можно предположить, что талантливый романист намеренно оставил подробное описание петровского Петербурга «до лучших времен» – а именно, до полтавской победы, после которой великую миссию города уже можно было рассматривать как вполне определившуюся. Роман, как известно не был окончен: текст его был оборван на третьей книге. С другой стороны, объемистый текст тех трех книг романа о Петре I, которые А.Н.Толстой успел завершить и опубликовать, дает все основания для утверждения, что он видел свою цель не в описании обстоятельств основания Петербурга, но в более актуальной по тем временам апологии действий сурового, но всегда думавшего о благе державы реформатора-самодержца. В любом случае, роман «Петр I» представляет показательный пример успешного включения положительного образа царя из династии Романовых в состав «ленинградского текста».

Немецкая классическая музыка

Многое из того, о чем кратко писал Александр Блок в своем известном автобиографическом очерке, а иногда – более распространенно в письмах, статьях, дневниковых записях, понятно читателю, знакомому с жизнью старого Петербурга, едва ли не с полуслова. Это – и детские посещения «больших петербургских квартир с массой людей, с няней, игрушками и елками», и юношеские поездки на немецкие курорты с их скучным бытом и первыми влюбленностями, и воспоминания об отце, садившемся иногда за рояль. «…И Шумана будили звуки / Его озлобленные руки», – вот, собственно, и все, что сказано об одном из любимых композиторов отца. Впечатления этого рода попадаются исследователю петербургской культуры практически постоянно, часто в виде беглого, почти необязательного упоминания. По этой причине их легко недооценить, или даже выпустить из виду. Между тем, такое невнимание было бы опрометчивым. Музыкальные впечатления и интересы составляли важную часть эмоциональной и духовной жизни петербуржцев всех сословий и возрастов. Совокупность музыкальных сочинений, любимых сменявшими друг друга поколениями жителей нашего города, составила за прошедшие три столетия то, что на строгом научном языке нужно определить как музыкальную составляющую «петербургского текста».

Немецкая музыка, пора небывалого расцвета которой пришлась на XIX столетие, была не только известна, но и популярна в «невской столице». Державин любил слушать сочинения Баха, Пушкин посвятил одну из своих «маленьких трагедий» гению Моцарта, в творчестве Одоевского выделяется «артистическая новелла» о последнем квартете Бетховена, Достоевский в конце пятой главы «Преступления и наказания» вложил в уста своей умирающей героини несколько строк из романса Г.Стигели на слова Гейне (Катерина Ивановна интонирует их срывающимся голосом в немецком оригинале); Блок в одном из самых печальных и прекрасных своих стихотворений дает своеобразную «ремарку»: «Слова слаще звуков Моцарта» – курсивом, поскольку в данном случае цитировано либретто «Пиковой дамы» Чайковского (такое «двойное цитирование», кстати, весьма соответствовало духу «петербургского текста»); Мандельштам с благоговением поминал песни Шуберта, омывавшие сердце и слух… Как заметил читатель, мы взяли примеры почти наудачу; их ряд можно легко продлить «ad infinitum» – до бесконечности.

В условиях, когда дух древних мистерий если не оставил основное русло культуры, то был оттеснен на ее периферию, именно музыкальная культура, несловесная, но выразительная, давала возможность пережить интенсивные эстетические переживания, переходившие у многих в религиозно-мистические состояния, и предоставила простейшие схемы для их интерпретации. Культура Петербурга – как, впрочем, и русская культура в целом – осталась логоцентричной. Именно это и послужило интересом нашего преимущественного интереса к «петербургскому тексту» в его литературной ипостаси. Отметив этот факт, мы все же считаем необходимым подчеркнуть важность его музыкальной составляющей – и призвать читателей уделять должное внимание тому «духу музыки», который продолжал явственно слышаться в голосе города в самые тяжелые времена.

Архитектурный текст Петербурга начала XX века