Метафизика Петербурга. Немецкий дух

Прдолжали ее сказывать и позднее, едва ли не до нашего времени (выше была процитирована сумозерская запись А.Ф.Гильфердинга 1871 года). Ну, а такая популярность могла быть в свою очередь порождена лишь глубоким соответствием предания о Садко мировосприятию купцов, а в большой степени – и всех обитателей средневекового Новгорода.

Психологический тип московского купца

Московские купцы исторически и психологически принадлежали к совсем другому миру. Выйдя в начале XIV столетия под покровительством монгольских властей на рынки Крыма, северной Персии, Поволжья, они пропитались духом Востока до мозга костей, усвоили его привычки и обычаи. Не случайно такие базовые для средневекового торгового лексикона слова, как "деньги", "товар", "пай", "базар" были заимствованы нами с Востока, чаще всего из тюркских языков, или при их посредстве.

"Деловая психология русского купца сохраняла глубокий левантийский отпечаток. Здесь мы находим мало капиталистической этики с ее упором на честность, предприимчивость и бережливость. На покупателя и на продавца смотрят как на соперников, озабоченных тем, как бы перехитрить другого; всякая сделка – это отдельное состязание, в котором каждая сторона рвется взять верх и забрать себе все призы" [105] .

Нужно оговориться, что гарвардский советолог сильно сгустил краски в приведенной цитате. Стремление перехитрить партнера, как мы в этом убедились выше, было присуще немецким купцам ничуть не в меньшей степени, чем их персидским собратьям. Что же до честности, то твердое слово порядочного человека ценилось в те времена – как, впрочем, и в наши дни – на Востоке ничуть не менее, чем на Западе. Однако в том, что московские купцы принадлежали совершенно определенному, в основе своей ближне – и средневосточному культурно-психологическому типу, не приходится сомневаться.

Одной из доминант татаро-монгольской цивилизации была крепкая государственность, причем весьма своеобразного типа. С одной стороны, власть обеспечивала примерный порядок на рынках и постоялых дворах, на городских улицах и торговых путях. Всюду стояли гарнизоны, сновали конные разъезды. В принципе все улусы были охвачены курьерской службой. Достаточно рано на ее основе была организована регулярная перевозка людей и товаров, приобретшая в русской истории известность под именем "ямской гоньбы" [106] . Неукоснительно взимались налоги, включая торговую пошлину [107] .

С другой стороны, власть неуклонно стемилась ободрать тяглое население как липку, и ей была решительно чужда даже тень заботы о благосостоянии общества в целом. Вопрос об этом в принципе не мог быть поднят, поскольку любая попытка диалога между обществом и властью, не говоря уже об отдельном человеке, пресекалась незамедлительно и с примерной жестокостью, да никому не могла и прийти в голову.

Вот почему московский купец научился бить челом любой власти и выказывать ей все мыслимые знаки покорности – с тем, чтобы в другое время обходить начальство за три версты, пряча от его очей свои накопления пуще, чем от разбойников, не ожидая от него особой помощи, да и не надеясь на нее. Надо ли говорить и о том, что, вдоволь натерпевшись от власть предержащих, тот же купец совсем не прочь был упереть руки в боки, встретившись с более слабым партнером, и отыграться на нем за все свои обиды и унижения. Если же мы добавим к сказанному, что московские купцы впитали весь этот суровый, но вполне жизнеспособный строй общественной жизни с молоком матери, прикипели к нему душами, не знали, да и не хотели знать никакого другого, то доминирующие черты их культурно-психологического облика приобретут для нас известную определенность.

Первоначальное понятие о метафизической стороне этого облика мы можем составить по путевым запискам тверского купца Афанасия Никитина, совершившего свое знаменитое путешествие в 70-х годах XV столетия. Следует сразу оговориться, что Тверская земля была формально присоединена к Москве лишь в 1485 году. Однако тверское купечество вошло в орбиту московского мира значительно раньше указанной даты. Как явствует из текста Хожения за три моря, часть своего пути наш герой прошел с караваном московского посла – и тосковал на чужбине по земле, которую называл уже просто Русской. На основании наблюдений такого рода, в литературоведении прошлого сложилась даже тенденция взгляда на Афанасия как на "торгового разведчика" Иоанна III, которая, впрочем, в современной науке не получила поддержки.

Чистота православия "рабища Божия Афанасия", как он сам себя называл, довольно сомнительна. Судя по тексту Хожения, суть "правой веры" сводилась для купца к исповеданию одного, единого для всех Бога, а также к чистоте помыслов. Такая вероисповедная установка весьма облегчала контакты с неверными – в первую очередь, мусульманами, придерживающимися, как известно, единобожия, но далеко выходила за рамки того, о чем учила православная – а впрочем, любая христианская церковь той эпохи.