Метафизика пола

Большой заслугой барона Ю.Эволы как ученого-исследователя (мы здесь не берем во внимание его собственную "посвященность" или "непосвященность", равно как и личные предпочтения) является характеристика западного сексуального поведения как стремления к завершению полового акта (изначально прокреационного, по мере вырождения - гедонистического) и, напротив, восточного - как стремления к его продлению и, в идеале, приостановлению. Вопрос о семяизвержении или же "повороте его вспять" может показаться парадоксально-шокирующим, но связь его с динамическим стремлением к "завершению" культуры Запада и статическим характером культуры Востока очевидна. Знаменитая католическая парадигма "или полное воздержание, или секс в крайних случаях и только ради деторождения" была лишь фиксацией в этих условиях для Запада аутентичности соотношения эзотерического и экзотерического, необходимого для выживания этой цивилизации. Изобретение на Западе контрацепции действительно обрушило основы здания, возводимого Папами и Королями, и привело к коллапсу Запада, стало одним из важнейших факторов "заката Европы", ее действительно "динамического завершения". В том числе и в этом контексте следует понимать знаменитую энциклику Папы Павла VI "Vitae humanae".

Попытки же перенесения на западную почву восточных практик, как это имело место в описанных Эволой эпизодах с А.Кроули и М.де Нагловска, в лучшем случае курьезны и напоминают сказанное по другому поводу В.Ходасевичем: "Привил-таки классическую розу к советскому дичку". Мы вслед за Эволой также не склонны преувеличивать "сатанизм" данных персонажей: "глубины сатанины", скорее всего, им были, слава Богу, неизвестны. На всем этом просто лежит печать всесме-шения, претензий профанической цивилизации на глубины, которых у нее нет и быть не может.

Представляется интересным высказывание К.Г.Юнга, сделанное по гораздо более серьезному поводу, чем указанные случаи: "Мое столь критическое неприятие йоги вовсе не означает, что я не вижу в ней одного из величайших достижений восточного духа, я достаточно дал понять, что моя критика направлена лишь против применения йоги западными народами. Духовное развитие Запада шло совсем иными путями, чем на Востоке, а потому и создало, пожалуй, самые неблагоприятные условия для применения йоги. Западная цивилизация едва достигла возраста одного тысячелетия,

[621] она должна прежде избавиться от своей варварской односторонности. Это означает в первую очередь более глубокое видение человеческой природы. Посредством подавления бессознательного и контроля над ним никакого видения не добьешься - тем более путем имитации методов, взращенных совсем иными психологическими уровнями. Со временем Запад изобретет собственную йогу, она будет опираться на фундамент, заложенный христианством".

[622] Добавим - и на древние знания арийских народов, не смешанные с хамиго-ханаанскои культурой, которую следует просто предоставить самой себе.

Обратим внимание еще на одно обстоятельство. "Ключ к уразумению" тех или иных феноменов очень часто дает корнесловие. Понятие "ложной этимологии" - выдумка "академической", то есть "профанической" науки. Все языки, по сути, - один язык, точнее, разные осколки, при внимательном сложении образующие пусть тусклое, но все же зеркало праязыка. Какими же предстают ключевые понятия "восточной" "метафизики пола" сквозь "тусклое стекло" русского корнесловия? Что слышит в них ухо?

Итак, тантра. Не слышно ли в этом слове звучание греческого "танатос" и имя египетского бога солнца Ра? "Черное солнце"? "Солнце смерти"? Согласно традиции, "второе", или "черное" солнце невидимо расположено как бы напротив Солнца видимого - в противоположной точке эклиптики. Это - "отсутствие солнца", как и пустота - отсутствие полноты, а зло, если угодно - отсутствие добра, точнее, его нехватка, истощение. Упоминания "черного солнца" есть и в русской литературе. Вспомним Московскую летопись XV века: "Явися на Москве волк гол, и людей ел, и два черных солнца стояли". Или еще - черное солнце, которое видит в последней главе "Тихого Дона" Григорий Мелехов, - солнце, вставшее над Россией XX века.

И не слышны ли в названии "Инония" - богоборческой поэмы Сергея Есенина, уже совсем "дальневосточные мотивы"? Инония - иное оно, инь и ян. О неславянских, монгольско-тюркских и просто восточно-азиатских корнях "Инонии" писал Иван Бунин в очень жесткой, но предельно "смысловыявляклцей" статье "Инония и Китеж". Но если "Инонию" способен одолеть "Император Чжан, который имел двенадцать тысяч наложниц и стал бессмертным", то этого, увы, не скажешь об одном из тех, кто невидимо вписан в строку Д.Мережковского "Поэты на Руси не любят долго жить".

Органическое развитие возможно лишь на основе обретения собственной "сродности" (выражение Григория Сковороды), самоидентичности.