"распылении", раз воплощении трансцендентной и магической мужественности, всего того, что в мужском есть сверхприродного, первозданного по отношению к диаде, способного возвышаться над текущим и текучим, достигать космических уровней. В буддизме это именуется viiya; и можно увидеть здесь единый корень с латинским vir: это указание на вирильность, мужественность, трансцендентную направленность духовного восхождения, превозмогающего становление, "самсару", текучесть вещей. В многосмыслии оперативно-практического словаря тантры и хатха-йоги, слово virya означает также мужское семя, в котором, согласно этим взглядам на человека, содержится зерно мужества - purushamStra sambandhibhih - и соответственно зерно будущего сверхприродного раскрытия самого себя. [276] В самой природе женского таится распад, рассеяние, разложение неделимо-мужского - это в равной степени касается поглощения семени в материнской (деметрической) функции женщины и в ее функции афродической (любовницы), то есть равно и в деторождении и в страстном желании, как, собственно, и в области оккультного. Так проявляет себя сущностный демонизм, противоборство творению, то, что гностики в соответствии со своим дуалистическим мировоззрением называли "миром демиурга" (в самом широком смысле - природы, противоположной духу) [277]. Это та самая "сосущая смерть" которая приходит к мужчине вместе с женщиной и лишает его viiya, магической мужественности, утрачиваемой им при соприкосновении с сотканной из желаний субстанцией женского, в результате чего мужчина оказывается "вычеркнутым из книги жизни" - жизни, понимаемой в высшем, оформленном, посвятительном смысле. Перед нами - "неумолимость" женского.начала в "войне полов" как на низшем, так и на высшем плане, борьба его за господство, в том числе в самых простых профанических и социальных отношениях людей.
Густав Майринк раскрыл этот круг проблем и конкретизировал их в связи с древними Мистериями, практиковавшимися на берегах Средиземного моря, в честь одной и той же Великой Богини Исаис (хотя и почитаемой под разными именами). [278] Не будет ошибкой усмотрение того же смысла и в Мистериях Кибелы. "Священная оргия", совершаемая в ее имя, завершалась экстатическим опьянением, несущим утрату мужественности, а выродившиеся поздние формы этого культа были вообще связаны с тем, что мистов, служивших богине, лишали мужественности в самом прямом смысле - через кастрацию или переодевание в женские одежды. Равно и в других культах этого круга (Мистерии Гекаты, Аштарот, Астарты Гелиопольской, Артемиды Эфесской и так далее) участвовали переодетые в женские одежды жрецы.
Впрочем, в до-орфическом демонизме, отмеченном господством женского начала, содержащем, помимо общественных культов, также и Мистерии, в которых (как и в римских Вакханалиях) только женщины - и никогда мужчины! - получали посвящение, превосходство и верховенство дионисической женщины заключалось в ее поведении в отношении фаллоса, который она возбуждала, а затем отсекала и поедала, что означало повреждение и слом "космического мужского" - вот подлинное свидетельство двусмысленности эроса как такового [279]
Однако "демоническая" природа женского может проявляться не только в "инфернальных", но и в "небесных" формах, придающих ей "космическое" измерение. Если женщина способна даровать жизнь, то она в принципе может восходить за ее пределы. Эта тема присутствует в мире легенд и героических мифов. Например, в шаманизме есть миф о небесной женщине, которая, если помогает шаману или оберегает его, способна содействовать его восхождению на седьмое небо, но не двигаться дальше, то есть не дает уйти совсем. [280] В героических легендах женская любовь, имеющая сверхприродные черты, есть скорее помощь, чем преграда для главного действующего лица.
В связи с указанным важно провести различие между двумя типами Мистерий, Великими и Малыми, или, иначе, Мистериями Аммона и Мистериями Исиды, определяющими в древней истории жесткое различие между сакральными институтами и морфологическими формами вообще. Малые Мистерии могут быть определены как Мистерии Женщины, цель которых - развоплощение внутренней личности, ее слияние с женской субстанцией, движущей силой мира проявлений. Эти мистерии носят скорее "светоносный", люциферический, нежели демонический характер, в соответствии с тем, что там совершается: "демоническое" участвует в конкретных ситуациях, в то время как все вместе ведет к "абсолютизации" женского начала, активного в своем сопротивлении сверх-космическому. Но, как мы уже видели, есть и противоположная тенденция - когда женское начало преображается в Божественную Мать - мотив, встречаемый нами в эгейской древности и даже в культе Исиды, изображаемой в виде богини с младенцем, - это как бы "предвидение" христианской Juana Coeli, но в очень ограниченных пределах.