Можно говорить о первых периодах всего цикла как об аскетизме sui generis (исключительном, беспрецедентном), а в конце процесса как о сверхаскетизме, отличном, впрочем, от чисто мистического экстаза. Так происходит в тантрическом буддизме, а также в школе Vajrayâna. Эти школы созерцают иной, отличный от ортодоксального, образ Будды — для них Будда прежде всего тот, кто победил Маrâ[874], божество земли и смерти, тот, кто достиг абсолютного озарения через овладение сверхъестественными силами благодаря сексуально-магическим ритуалам с участием женщин ("они суть божества, они суть жизнь" — гласит текст)[875]'. С другой стороны, секс — лишь одно из средств достижения нирваны, далеко не единственное. Особо следует подчеркнуть, что, согласно Vajrayâna высшее состояние mahâsukha, в котором Будда соединен со своей Шакти, иерархически стоит по ту сторону собственно нирваны и является внемировым экстазом. В этом суть доктрины "четвертого тела" Будды — mahâsukha-kâya — единого с Шакти: оно есть корень всего проявленного, а лица мистической пары — "цари" как имманентного (samsâra), как и трансцендентного (nirvâna). Последние категории обычно понимаемы как противоположные. Можно предположить, что речь идет даже о преодолении экстаза как такового, как excessus mentis(лат. — транс) в его пассивно-"мистическом" аспекте. Нечто подобное мы встречаем и в других течениях индийской метафизики. Например, в одном из текстов сказано: "Менталу не дозволяется вкушения счастья экстаза (samadhi[876]), но, посредством практики исключений следует освободить его от приверженности к такому счастью"[877]'. Так постепенно приоткрывается смысл того, о чем символически говорят упоминаемые нами школы. Если каждый мужчина несет в себе зерно Будды и таковым потенциально является, то же самое в отношении çakti можно сказать о женщине, а vidya или же "знание" в целом совпадает с понятием prâjna — "озарение", то женщина и есть то, что способно "пробуждать Будду в каждом мужчине". Как и дама сердца у "Адептов Любви" есть воплощение Жены Познания, спасительного Гнозиса и "Святой Премудрости", открывающей "возможное разумение" у любящего (см. § 47), тантрическо-буддийская женщина — живой символ prâjna (озарения) как глубинной основы жизни. Данные школы часто выражают любое мистическое становление как союз padma (лотос) и vajra[878] (скипетр) — это многозначные понятия, используемые как в доктринально-мистическом, так и в чисто сексуальном смысле. Они приблизительно могут означать соответственно первое — "Божественную матку Будды", второе — "скипетр" или "алмаз". В этом случае vajra — символ чистого, верховного и нерушимого принципа. С другой стороны, используются термины prajnâ и upâja, то есть первый — "озарение", а второй — "орудие", "средство", "способ". Их соединение в результате порождает "реализацию". Понятно, что все это в абстрактно-метафизической форме чистых смыслов выражает соединение женского и мужского начал, в том числе и в половом акте. Понятна магическая, онтологическая и аналогическая связь этих понятий с upâja и prajnâ[879]'. Исходя из ведущей роли мужского начала и "озаряющей" — женского в иерогамической символике, не будет ошибкой также вменение vajra фаллического смысла[880]. В целом же мы указывали на "магическую направленность всех подобных течений — когда говорили о смерти Беатриче и Рахили и о герметическом символизме инцеста.