Метафизика труб

Однажды ночью я не выдержала. Я взобралась на решетку своей кровати, подняла руки как можно выше и ухватилась за нижний край окошка. Совершив этот подвиг, я осмелела еще больше, и мне удалось подтянуть мое дебильное тело до окна. Повиснув на животе и держась локтями за край окна, я высунулась из своего иллюминатора и залюбовалась ночным пейзажем: темными очертаниями огромных гор, великолепными массивными крышами соседних домов, свечением вишен в цвету, таинственными ночными улицами.

Я попыталась высунуться еще больше, чтобы посмотреть на полянку, где Нисио-сан развешивала белье, и тут случилось неизбежное: я вывалилась наружу.

Но меня спасло чудо: падая, я инстинктивно раздвинула ноги, и они зацепились за внутренние края окошка. Мои нижние конечности лежали теперь на узком карнизе и проходившей здесь водосточной трубе, а туловище и голова болтались в воздухе.

Когда первый страх миновал, мне стал нравиться мой новый наблюдательный пост. Я долго и с большим интересом разглядывала тыльную сторону дома. Затем попробовала слегка покачаться из стороны в сторону и предалась баллистическим опытам, стараясь плюнуть как можно дальше.

Утром, когда мама вошла в комнату, она вскрикнула от ужаса: кровать была пуста, а из окна торчали лишь мои ноги. Она схватила меня за икры, втащила intra-muros и задала мне хорошую взбучку.

– Ей нельзя спать одной. Это слишком опасно, – решили мои родители.

Было решено, что на чердак переберется мой брат, а я вместо него буду спать в одной комнате с сестрой. Это новое переселение полностью перевернуло мою жизнь. Столь близкое соседство лишь подогрело мою страстную любовь к сестренке, с которой мы будем жить в одной комнате последующие пятнадцать лет. Теперь я не спала, потому что по ночам разглядывала свою сестру. Феи, щедро одарившие ее при рождении своими милостями, благосклонно оберегали ее сон.

Моя сестренка безмятежно спала, не замечая моего разглядывания, и я любовалась ею все ночи напролет. Я вслушивалась в ее ритмичное дыхание и нежные вздохи. Никто еще не изучил так хорошо сон другого человека, как я.

Двадцать лет спустя я с душевным трепетом прочла стихотворение Арагона:

Я в дом проник,
        как тать, как вор ночной,
Твой сон дышал пьянящей резедой. <…>
И этот легкий вздох —
        подобный сну —
Тревожную нарушил тишину.
Я – стражник твой.
Я умереть готов
От шелестенья
        собственных шагов
в ночной тиши.
Храню твой дом, и тишину, и сон —
И этот —
           еле слышный
                         нежный стон
в ночной тиши.
Я только ради этого живу —
Беречь твой вздох —
         во сне и наяву —
И лишь одно я имя назову
в ночной тиши —
Эльза.

Мне было достаточно заменить имя Эльза на Жюльетту.

Она спала за нас двоих. И утром, благодаря безмятежному сну моей сестренки, я вставала бодрая и свежая.

Май начался просто замечательно.

Вокруг Маленького Зеленого Озера буйно зацвели азалии. Словно нечаянная искра попала в порох, и вся гора мгновенно запламенела. Я плескалась теперь среди ярко-розового цветника.

Дневная температура не опускалась ниже двадцати градусов: настоящий рай! Я уже была готова поверить, что май – лучший месяц в году, но тут разразился скандал: родители установили в саду мачту, а на нее повесили огромную рыбину из красной бумаги, которая на ветру хлопала и развевалась, как флаг.

Я спросила, что это значит. Мне объяснили, что это карп и его повесили в честь мальчиков, потому что май – это месяц мальчиков. Я сказала, что не улавливаю связи. Мне разъяснили, что карп символизирует мальчиков и потому дома, где есть хотя бы один ребенок мужского пола, украшают вот такой рыбной символикой.

– А когда будет месяц девочек? – поинтересовалась я.

– Такого месяца нет.

Я онемела от возмущения. Разве можно мириться с такой вопиющей несправедливостью?

Андре и Юго, видя мою реакцию, весело усмехались.

– А почему для мальчиков выбрали карпа? – настаивала я.

– Почему маленькие дети всегда спрашивают «почему»? – отбрили меня мальчишки.

Я обиделась и ушла, так и не получив ответа на свой вполне законный вопрос.

Конечно, я знала, что между полами существует какая-то разница, но меня это не очень занимало. Ведь на земле живет столько разных людей: японцы и бельгийцы (я полагала, что все белые – бельгийцы, кроме меня, так как себя я считала японкой), дети и взрослые, добряки и злюки и т. д. В том числе: женщины и мужчины. Впервые у меня зародилось подозрение, что тут кроется какая-то тайна.