Метагалактика 1993 № 2

Михаил принял от Ярана закопченный котелок, вылез из дупла и стал спускаться. Спуск был недолгим: ветки шли ступеньками, сильно кустились на границах ярусов, так что проблем почти не было. Нужно было только крепче хвататься руками. Здесь главное — руки. Если поскользнешься, — а вокруг полно осклизлого налета лишайников, — и если нога сорвется в пропасть, ничего страшного, но если нет опоры в руках, приходится довольно трудно. Особенно сейчас, когда в правой руке скрипел и болтался котелок.

Он спрыгнул на землю, почистил руки от налипшей мусорной дряни и направился к ручью. Сначала все было хорошо, а потом Михаил почувствовал, как кто-то еле слышно шевелиться в траве слева и быстро и бесшумно бежит за ним. Он остановился, повертел головой, потом увидел чью-то присевшую тень. «Хватит», — подумал он и уверенно шагнул в заросли. Впрочем, его уверенность быстро исчезла, и от неожиданности Михаил выронил котелок, который, болтая ручкой, скатился в ложбину и замер.

Глава четвертая. Мальчик

Он сидел на корточках и внимательно разглядывал Михаила. Это был обыкновенный человеческий детеныш, очень симпатичный длинноволосый мальчишка лет семи-восьми, очень жилистый, не по годам сильный и довольно грязный. Одет он был в набедренную повязку из толстой и грубой материи, перетянутую жгутиком лианы, а на плечах висела накидка из рыжей пятнистой шкуры с болтающимися лапами. Из волос осторожно выглядывали треугольные уши с рысьими кисточками на концах и поворачивались на каждый посторонний звук.

Когда оцепенение от неожиданности и испуга прошло, Михаил подобрал котелок, тяжело сел прямо на сырую траву и произнес:

— Ты… кто?

Это было первое, что пришло ему в голову. Малыш не ответил, проворно выудил из-за спины лук со стрелой, натянул тетиву и прицелился Михаилу прямо в переносицу. Михаил почувствовал, как сильно зачесалась кожа на носу, и мгновенно облился холодным потом.

— Боишься, — разочарованно сказал малыш тонким детским голоском, вздохнул, положил лук на землю, а кончиком стрелы стал скучающе царапать землю.

Михаил успокоился и спросил:

— Откуда ты?

— Откуда, откуда! — раздраженно передразнил малыш и размашисто сунул стрелу обратно в колчан, где торчали белые хвосты оперений. — Вечно вы: кто, откуда, лезете со своими дурацкими вопросами.

— А что я должен, по-твоему, спрашивать?

— Спроси, как меня зовут и из какого я рода?

— Как тебя зовут и из какого ты рода? — терпеливо повторил Михаил.

— Наконец-то! Хоть один стоящий вопрос за последние пять лет! — Малыш повеселел, сел, скрестив ноги, и придвинулся поближе к Михаилу. — Меня зовут Октар, что в переводе означает «первенец». А из рода я Просветителей. Впрочем, тебе это не интересно, я же вижу, — обиженно добавил он.

Его речь странно сочетала в себе взрослого рассудительного мужчину и наивного ребенка. Откуда он взялся? Авария? Потерялся? Или абориген? Михаилом вдруг овладело внезапное чувство апатии и безразличия, и малыш показался ему чем-то обычным, тысячу раз увиденным и осточертевшим. Почему-то захотелось бросить все и сидеть вот так, на сырой траве, до скончания века. Говор малыша сыпался на него откуда-то сверху, висел в мозгу гулким однообразным туманом звуков, а глаза стали слипаться, Михаил испугался по-настоящему. Да что же это за дьявольщина! Ведь срывается контакт… Контакт… Какой контакт? Я и не думал ни о каком контакте. Елки зеленые, спать-то как хочется! Малыш… Откуда он здесь… Да, учитель Тарковский, это тебе не Рейнгольда… Какая Рейнгольда? При чем здесь… Ах да, про контакт… Биополе… Поле!!!

Михаил очнулся. Мир перед глазами все еще плавал в голубоватой дымке. Щелкали, раскачиваясь верхушками, немыслимой высоты древние вязы, папоротники, мохнатые сосны, разросшиеся до неузнаваемости. В траве кишела разнотравная мерзость. Мальчик стоял перед глазами странно размытый, зыбкий, без четких очертаний, словно на глаза набежала слеза. Потом видимость улучшилась, словно кто-то повернул барабан резкости на видеокамере. Все было в порядке.