Метагалактика 1993 № 3

Данное обещание явиться в гостиную я исполнил, тем не менее, только через добрых четверть часа, встретив своего брата уже не в зале с камином, а под мрачными сводами главной галереи. Как ни трудно в это было поверить, но в первые мгновения нашей встречи я даже засомневался, что предо мной именно Роберт, а не какой-либо незнакомый старец с обвислыми, словно жерди, худыми руками. Было бы смешным сказать, что после ужасной ночи я выглядел свежо, но у меня подкосились ноги, когда при тусклом свете фонарей я увидел пепельно-серое лицо своего брата, полное бескровие которого делало из него зловещего, давно усопшего мертвеца. Кое-как ответив на скупое приветствие, я, словно безвольное создание, засеменил но его стопам, только с немалым трудом догадываясь, что затеял он на сей раз.

Минуя просторный холл, Роберт Хугнер провел меня доселе неизвестным проходом, напоминающим тоннель, и вскоре мы оказались на свежем воздухе рядом с парадным подъездом, неподалеку от которого стоял старый закрытый экипаж.

— Ну, вот для меня все и кончено! — довольно громко воскликнул мой брат, не скрывая в голосе нотки восторга.

Что-то пробубнив в ответ, я недоверчиво взглянул в его сторону и тут был окончательно поражен тому, какое изменение претерпела его внешность. Заметно оживившись и повеселев, он в одно мгновение сбросил уродливую маску глубокого старика, превратившись в человека, по меньшей мере не внушающего отвращения. Изменение в его поведении каким-то образом коснулись и меня, несколько сгладив в памяти непостижимые события первых двух ночей. Все вдруг предстало в совершенно ином свете, хотя, признаюсь, стоя тогда на ступеньках парадного подъезда «Поющего Камня», я даже не пытался взять в толк, почему при виде экипажа на бледном лице Роберта Хугнера проступил отчетливый румянец. На какое-то мгновение мне даже показалось, что наступает та долгожданная минута, когда просветление на душе Роберта подтолкнет его наконец к искренности, но Боже, как мог я позабыть о том, что даже течение жизни проходит здесь совершенно в другой плоскости, не имея решительно ничего общего с той, которую покинул я до сих пор неизвестно зачем.

Так ничего больше и не сказав, и на целых два часа оставив меня на попечение собственного одиночества, Роберт занялся приготовлением к отъезду с таким усердием, что практически на протяжении всего этого изнурительного времени я видел его фигуру лишь мельком. Покорившись воле судьбы, я расположился в ветхой старинной беседке, с немым изумлением наблюдая за всей этой суматохой, неумолимо во всем походившей на самое безоглядное бегство.

Должен заметить, все же эти несколько часов невеселых размышлений пролетели как-то совершенно незаметно, и вскоре на пороге я увидел Роберта в столь торжественном строгом туалете, что невольно приподнялся со скамьи. В руках он держал кожаный саквояж, с которым обычно обходят своих пациентов сельские врачи, и какой-то небольшой зеленый сверток, что к моему удивлению и составляло весь его скарб. Чуть поодаль от брата я заметил сгорбившегося Джонатана, одно выражение лица которого бросило меня в дрожь, настолько сильно в нем стало проявляться нечто дьявольское и коварное.

Наше прощание длилось совсем недолго и было начисто лишено даже символического сожаления и теплоты. Хугнер вновь вскользь упомянул наш давнишний семейный конфликт, восторженно отозвался о моем отце, еще раз особо подчеркнул желание исполнить свой священный долг. Последнее, на чем он сосредоточил мое внимание, был все тот же слуга Джонатан, продолжавший, как к ранее, как-то странно, с глубоким унынием и тоской, поглядывать в сторону далекого леса.

— Конечно, Руперт, — тихо говорил мой брат, вцепившись в ручку дверцы экипажа, — вы можете обзавестись более многочисленной молодой прислугой, чтобы развеять одиночество и приукрасить сей слишком суровый дом. Однако, поверьте, без Джонатана первое время вы просто не сможете обойтись. Старик очень привязан к этим древним стенам, знает здесь каждый кирпич и каждую щель, и в любом другом месте без всего этого ему будет довольно нелегко. Одним словом, я очень надеюсь на ваше милосердие и доброту, которую старый слуга оплатит вам самой преданной службой.

Мне ничего не оставалось делать, как заверить Хугнера в том, что не имея никаких возражений против его рекомендации, я именно так и поступлю, хотя на самом деле вся моя душа внутренне противилась этим безумным мыслям. Поистине, одной встречи с этим ужасным стариком глубокой ночью было достаточно, чтобы оборвалось в груди сердце, и душа навсегда покинула тело, настолько адским и нечеловеческим было его серое обличив. Уже сейчас я, казалось, был полон решимости отдать все, что угодно, лишь бы остаться под старыми мрачными сводами совсем одному.