Метагалактика 1993 № 3

За весьма приличным ужином, приготовленным глухонемой служанкой, приходившей сюда за несколько миль, мы, увлеченные друг другом, просидели около трех часов, даже не заметив, как наступила глубокая ночь. Почти все это время Френсис Хьюз настойчиво разъяснял мне исторические достоинства здешних мест, почти уговорив принять совместное участие в поисках каких-то скрытых в земле фундаментов древнейших времен. Не знаю на чем основывались мои подозрения, но мне вдруг стало казаться, что археолог почему-то сознательно всячески избегал разговора о моем поместье, тем не менее живо, как это проделывал и мой брат, хватаясь за любую постороннюю тему. Немало обозлившись, видя, как уплывала моя последняя надежда, я в конце концов и на этот раз решился на хитрость, как бы случайно повернув беседу именно в то направление, которого так сторонился мой собеседник

— Я бесконечно горжусь, сэр, тем, что мы с сэром Робертом были самыми добрыми соседями, — после некоторых раздумий сказал Хьюз, — однако не в обиду вам позволю заметить, он никогда всерьез не прислушивался к моим советам и поэтому был обречен на тяжелое заключение в стенах своего дома. Многое, конечно, я понимал, но еще большее оставалось для меня загадкой.

— Бог тому свидетель, мистер Хьюз, наши мысли сходятся в одной точке, — с трепетом продолжал я. — Поверьте, я прожил здесь уже достаточно времени, но до сего момента никак не могу избавиться от странной неуверенности и какой-то тревоги. Даже не знаю, чем все это можно объяснить… Одним словом, вы волей обстоятельств стали тем единственным человеком, с кем я могу быть откровенным до конца. Разумеется, большие надежды я возлагал на обстоятельный разговор с Робертом, но получилось совсем наоборот и теперь даже самая ничтожная мелочь здесь для меня окутана какой-то чудовищной тайной.

— Теперь, кажется, я начинаю все понимать, — громко воскликнул Хьюз, в глазах которого блеснул странный огонек. — Конечно же Роберт Хугнер поделился с вами своими опасениями по поводу столь зловещего соседства с причудливой скалой, не так ли?

— Да, мистер Хьюз, — ответил я, — это одно из того, что заставляет меня ночами ломать голову. Кстати, в немалой степени мой брат был прав. Не знаю, как кто, но я действительно испытал сильный трепет, впервые столкнувшись с покоящейся чуть ли не на волоске каменной громадиной. Зрелище буквально ошеломило меня.

— Вот именно, сэр, вот именно! — торжествующе сказал Хьюз, наполняя мой бокал, — Столь грандиозное, захватывающее творение природы может обдать леденящим ветром душу того, кто видит его в первый раз, но ни в коем случае не того, кто прожил рядом многие годы и имел все возможности убедиться в непоколебимости скалы даже перед самым сильным ураганным ветром. Ни я, ни сэр Роберт в этом не являлись исключением.

Когда до меня наконец дошел смысл последних слов Френсиса Хьюза, я, кажется, сам почувствовал тот леденящий ветер, о котором только что он говорил. Я и раньше частенько возвращался к сомнениям относительно истинных мотивов отъезда своего брата и только можно себе представить, что почувствовал я сейчас, найдя им полное подтверждение в речах человека, знавшего Роберта Хугнера лучше, чем кто-либо другой.

— Не знаю, прав ли я, мистер Хьюз, — осторожно начал я, — но Роберт во время нашего недолгого знакомства наградил проклятую скалу столь яркими эпитетами, что мне не составляло труда понять его настоящее отношение к такому неприятному соседству. Однако в вашей интонации прослеживаются несколько иные нотки. Не хотите ли вы сказать, что существуют какие-то другие причины, заставившие моего брата передать мне поместье и отправиться к чужим берегам?

— Вы были со мной откровенны, сэр, и я не хочу оставаться в долгу, — после таинственного молчания тихо проговорил археолог, словно желая, чтобы я услышал шелестевший за окнами мелкий дождь — Все, о чем вы сейчас услышите лично я отношу на счет нездорового воображения сэра Роберта, расстроенного за долгие годы затворнической, лишенной уюта и цели жизни. Ваш брат, должен отметить, действительно очень болезненно воспринимал вой скалы во время сильного ветра, однако поистине невыносимый ужас ему внушало совсем не это… — понизив голос, шептал археолог. — Голубой дракон! Вот в чем кроется загадка, до сего момента, как я понял, с проворством кошки уходившая от вашего понимания. И сейчас, если вы, разумеется не против, я попытаюсь в точности передать вам то, что поведал мне ваш брат несколько месяцев назад, когда мы, как сейчас, сидели вот за этим самым столом.

Словно испытывая мое терпение и нагнетая ужас, Хьюз довольно долго ходил за бутылкой рома, появление на столе которой еще никогда не вызывало во мне такого жгучего желания поскорее наполнить бокалы. Френсис Хьюз все еще медлил со своим намерением ввергнуть меня в дрожь и мне пришлось первым упомянуть бросавшего в жар голубого дракона, уже сейчас начиная испытывать приток ужаса от очередного соприкосновения с тайной дома Хугнеров.