Метагалактика 1993 № 3

— Если вы хотите знать, милейший, мое мнение как друга и врача, то я целиком и полностью поддерживаю ваше намерение в самом скорейшем времени отправиться в ваши новые владения. Смена обстановки, как нельзя лучше, разгонит весь поток неприятных мыслей и, вспомните меня, вы никогда больше не испытаете таких ужасных ночей по той простой причине, что отпадет всякая необходимость поправлять настроение при помощи спиртного.

Рекомендация доктора Гэлбрейта действительно в довольно быстрые сроки позволили мне покинуть постель. Выпив приготовленный Габриелем кофе, я почувствовал себя намного лучше и уединился в биллиардную, где без труда убедил себя в правоте названной доктором причины столь кошмарной ночи. Для еще большей убедительности, набравшись смелости, и несколько раз прошелся под портретом Джеймса Хугнера, так и не найдя на нем ни единого заметного следа каких-нибудь изменений. Светлый солнечный день в свою очередь также поднял настроение, и все же на моей душе было тревожно. Уже почти согласившись с намерением своего брата, я больше всего желал перенести визит в Стерлинг на ближайшие времена и теперь полностью уверен, что только невероятная слабость и разбитость после ужасов ночи лишили меня всякого сопротивления судьбе. Еще раз вспомнив величие и знатность своего рода, представив милое обличив дорогой мисс Дортон, я тотчас принял решение отправиться к месту нового владения уже через несколько часов.

Как и следовало ожидать, Астон отличался особой пунктуальностью и появился в гостиной в тот самый момент, когда часы на стене пробили четыре. Мое решение, как я заметил, совершенно не повлияло на его настроение, никак не избавив старика от угрюмости и суеты. Теперь я уже не могу вспомнить подробно те последние часы, проведенные в стенах родного дома. В невероятной суматохе, переплетенной с ожиданием загадочной неизвестности, я умудрился начисто забыть дать Габриелю добрую половину необходимых указаний и, полностью переключив внимание на стряпчего Астона, покинул дом так, будто с этого момента он вообще переставал для меня существовать. Поистине, я жил только скорейшим разговором с посланцем «Поющего Камня», уже сейчас продумывая в голове очередность наиболее интересовавших меня вопросов.

Как пылал я надеждой, и как быстро угасло ее пламя! За всю долгую дорогу в купе первого класса Астон оказался совершенно глухим к моему безмерному любопытству, постоянно копошась в своем пухлом саквояже и не обращая на себя никакого внимания. Из рассудительного и серьезного человека он за какие-то часы превратился в моих глазах настоящее чудовище, способное на самую неожиданную и коварную выходку. Признаюсь, в эти минуты страшной растерянности я. как никогда близко, ощутил зловещее дыхание еще далекого и незнакомого Стерлинга, исходящее даже от старомодной одежды тамошнего стряпчего. Поняв бессмысленность и унизительность всех попыток завести разговор, я демонстративно отвернулся к окошку и с самым унылым видом уставился вдаль, туда, где на фоне слегка голубоватого неба таинственно проступали силуэты легендарных, покрытых странной дымкой сизого тумана величественных горных массивов.

Только за несколько десятков миль до конечного пункта нашей поездки Астон соизволил обратиться ко мне, наконец отложив свой проклятый саквояж.

— На станции, сэр, вас будет ждать экипаж, так что через каких-нибудь два часа вы сможете пожать руку сэру Роберту.

— Прекрасно и восхитительно сделать это глубокой ночью, — зло процедил я, что, впрочем, прошло мимо стряпчего.

Должен отметить, что именно тут они превратился на глазах в совсем иного человека. Старик весьма пространно принялся знакомить меня с прекрасными видами здешних мест, хотя подступавшая тревожная озабоченность сделала для меня все это излишним, с каким-то ужасом, грустью и тоской смотрел я на неказистые станционные постройки, за которыми кроме нескольких нарядных домишек было только небо, пустыри и вездесущие скалы. К моему счастью солнце еще не ушло за горизонт и здесь действительно по-своему было мило и тихо, но я никак не мог отделаться от представления унылой дождливой погоды, когда эти места, вероятно, на всем, своем бескрайнем протяжении превращались в безжизненные, гиблые пустыни я мрачными пейзажами потустороннего мира.