Метагалактика 1993 № 5

Лицо полузадушенного бармена налилось синевой. Он молча разевал рот, как вытащенная из воды рыба. В уголках рта появилась пена. С отвращением оттолкнув Эдика, я правым «уракэном» ударил его по печени. Издав хриплый вопль, он рухнул на пол, корчась от боли. На мгновение я ужаснулся своей жестокости. В детстве, класса до шестого, я не мог ударить человека по лицу и не потому, что боялся, а просто не мог! Постоянные обиды со стороны одноклассников все-таки заставили меня давать сдачи, но я делал это с трудом, каждый раз переступая через себя. Занятия каратэ и служба во внутренних войсках избавили меня от этой слабости. Я научился быть жестоким к противнику в драке. Но вот сейчас я просто допрашивал с пристрастием человека, не имеющего возможности сопротивляться, делая это в лучших традициях НКВД и Гестапо.

— Я скажу, — просипел бармен. — Я все скажу, не бей, пожалуйста!

— Ну вот и чудненько, — я вздохнул с облегчением, — я Всегда знал, что ты умный мальчик. Только смотри, карапуз, не обманывай дядю!

— Андрей еще спит, — Наталия Николаевна, его мать, посторонилась, пропуская меня в квартиру.

— Никак не хочет подниматься!

— Ничего, сейчас разбудим, — я вежливо улыбнулся, — Вы извините, но он мне позарез нужен.

— Опять тренироваться пойдете? — она понимающе поджала губы и, ни дожидаясь ответа с чисто женской логикой прошептала, — ты знаешь, он жениться собрался!

Я остолбенело уставился на нее. Это была новость поистине неожиданная. В свои 28 лет Андрей считал себя закоренелым холостяком, менял женщин как перчатки, гордился своей свободой и на «женатиков» смотрел с легкой жалостью, как на неполноценных. А теперь, на тебе, сломался стойкий оловянный солдатик! Пока я переваривал это потрясающее известие, позади хлопнула дверь — Наталия Николаевна ушла гулять с собакой. «Ну и ну!» — пробормотал я про себя и шагнул в комнату.

Андрюха, сбросив во сне одеяло, вольготно раскинулся на кровати. Он громко сопел и чмокал губами, видимо смотрел приятный сон.

— Эй, старик, вставай! — я тронул его за мускулистое плечо с вытатуированной голубой русалкой. — Никакой реакции!

— Вставай, тебе говорят! — я тряхнул сильнее. Андрей что-то бормотнул спросонья и перевернулся на другой бок.

— Рота, сорок пять секунд подъем! — завопил я изо всех сил, сложив руки рупором и приставив к его уху.

— А, что, Где! — Андрей как подброшенный пружиной вскочил на кровати и ошалело затряс головой.

— Тьфу, придурок, — выругался он, узнав меня. — Так и заикой остаться можно.

— Хватит дрыхнуть, дело есть, — я всунул в рог сигарету и чиркнул зажигалкой; — Споласкивай морду, ставь чайник и поговорим.

— Что-нибудь серьезное?

— Да, сейчас Коля подъедет.

Послышался звонок в дверь.

— А вот и он, иди умывайся, я открою.

* * *

Заброшенное бомбоубежище, в котором собиралась шайка Монаха, располагалось в подвале старого, трехэтажного дома, неподалеку от Гриль-бара. Обычно они приходили туда по вечерам, но сегодня, в воскресенье, если верить Эдику, они должны были появиться в середине дня. В воскресенье банда решала организационные вопросы, намечала план действий на следующую неделю и пьянствовала в интимном кругу.

В подъезде ветхого, построенного еще при Сталине дома пахло сыростью и кошачьей мочей. Я вытащил пистолет и спустил предохранитель.

— Вы все запомнили?

Андрей молча кивнул.

— Конечно, расплылся в улыбке Коля, — что ты нас за дураков считаешь?

Я с удовольствием и некоторой завистью оглядел его могучую фигуру. Великолепно развитые мышцы до предела растягивали ткань старенькой черной футболки. Ему было жарко, и на лбу блестели капли пота. «Прямо Шварценеггер», — подумал я, — только вот лицо очень добродушное.

— Ну если так, то пойдем, — я двинулся вниз по ступенькам, — да, Коля, смотри сверток не потеряй!

Резиденция монаховой шпаны находилась в самом дальнем помещении бомбоубежища и представляла собой некий гибрид «качалки» с воровской малиной. В углу висела боксерская груша, а рядом с ней были сложены две штанги и несколько гирь. Судя по покрывавшему их толстому слою пыли, наши друзья спортом не злоупотребляли. У противоположной стены виднелась ржавая пружинная кровать с грязным матрасом. Видимо на ней и насиловали Надю. Сейчас, к счастью, кровать была пуста. Под потолком горела лампочка в проволочном абажуре. В ее свете были видны развешанные по стенам кооперативные плакаты с изображениями культуристов, Брюса Ли и голых баб. Посреди помещения стоял деревянный стол, вокруг которого сидели на перевернутых ящиках монаховы шакалы во главе с шефом. Все пили водку и чем-то закусывали. На скрип открываемой двери они обернулись, удивленно возрившись на нас.

— Привет, козлы! — я шагнул вперед, держа пистолет на уровне груди. — Встать, руки за голову!

Толкаясь и толпясь как бараны, они поспешно повскакивали на ноги, завороженно глядя в дуло моего «Вальтера». Один из них случайно столкнул бутылку, раздался звук бьющегося стекла.