Метагалактика 1995 № 1

— Вот, ценник захватил. — Он достал из кармана бумажку и, покрутив ей в воздухе, бросил рядом с чайником. — Восемьсот рублей — килограмм.

— Ого. — Шульгин даже присвистнул от изумленья, а Лидия нервно расхохоталась, едва не подавившись печеньем. На что Гоша лишь согласно кивнул и со значеньем заключил. — Власть возьмем — головы будем отрывать за такие цены.

И по тому, как вдруг блеснули его глаза, Димка понял — будет отрывать, без всякого сомненья.

— Ну-у, про власть размечтался, — с усмешкой возразил Михалыч Георгию. — Народ ведь никогда власти не имел — ни в семнадцатом, ни при Хрущеве, ни в перестройку, и сейчас, то же, не стоит особенно мечтать.

— Это почему же? — Минер откусил печенье и сделал обстоятельный глоток.

— А потому, что народ не правил никогда. Не знает, как это делать. И не готов он к власти. И не чувствовал себя ей ни раньше, ни сейчас. Не зависит ведь ничего от народа. — Заключил он свою тираду и широко развел руки в стороны.

— Как это?! Не чувствовал, не зависит?! — Завелся вдруг Грушинский и даже привстал с кровати. — Я себя сейчас, ой-ей-ей как чувствую властью, и от меня много чего зависит, Михалыч, и от тебя, впрочем, тоже.

— Ну, еще замполит, на мою голову, — отмахнулся от него «дед», — зависит — не зависит, я — мы… армия — мы, понятно. Что прикажут, то и делаем. Другой вопрос, что все — добровольцы, но это, особый разговор.

— Так чего ж ты тогда полез в армию, раз тут приказывают, — с нескрываемой издевкой поддел его Пенкин, и торжествующе задрал вверх свою куцую бородку; на него, впрочем, никто не обратил внимания.

— А я говорю, — Михалыч начал заметно распаляться, — когда со стрельбой прекратим, надо подумать, чтобы действительно власть народной сделать, чтобы не отобрали ее, как большевики в семнадцатом, — Михалыч начал жестикулировать. Видно было, что думал он над этим много, но не умел хорошо выразить словами, — чтобы не от народа в целом, а от каждого человека зависело — что и как надо устроить в государстве. По мне — хоть коммунизм, хоть царизм, хоть фашизм — лишь бы человек себя властью ощутил… Вот так, да. А иначе, чего я в пятьдесят лет под пули лезу? У меня уже скоро четвертый внук будет; дочка от третьего брака замуж недавно вышла.

— Ну, ладно, все это разговоры. — Гоша-минер смачно отрыгнул и поставив кружку, полез в портсигар за папиросой. — Сейчас, вот, ума не приложу, как Кремль брать будем?

— Да-а-а, рассуждаешь ты будто командир дивизиона, — хохотнул из своего угла Перелыгин.

— Ага, посмейся, — минер прикуривал сделав затяжку, выпустил дым через нос, — сейчас с радистом беседовал о том о сем… так, доложу вам по секрету, что от армии Тимофеева осталось, максимум, полторы дивизии. Потому как… — он вытащил спичку, и поковыряв ей в зубах, сплюнул на пол, — гостиница «Украина», в которой они расквартировались сегодня вечером, уничтожена при недавнем авианалете. Кстати, Новоарбатский и Дорогомиловский мосты — тоже, того…

Пенкин вдруг хлопнул пилоткой о стол и, резко поднявшись, встал около окна.

— Идиоты! — Он зачем-то схватился за ствол карабина и несколько раз перекинув его из руки в руку, поставил назад, к спинке кровати.

— Дорвались до бесплатного! Как же, гостиница, нумера! Идиоты!

— А сам-то ты где? — Недоумевающе оборвала его Лидия, — не в гостинице, разве?

— Нет, не в гостинице! — Огрызнулся Пенкин в ответ и, развернувшись на каблуках, в запальчивости шагнул вперед. — В нашей, всего шесть этажей, и зажата меж домов. А там — высотное здание. Надо же понимать! И к тому же — мост! Неужели трудно мост было перейти?!

— Мост ПТУРСами простреливался, — пояснил Гоша-минер, и словно его не перебивал никто, продолжил дальше. — На Тверской, кстати, армию Гайдалова тоже здорово потрепали. Вся техника была на площади Маяковского — так, пожгли на корню. И отель «София», ясное дело — прямым попаданием…

— Слушай, ты — «афганец», — Пенкин с ошалелым неистовством схватился за карабин и натянулся как тетива, — шел бы ты отсюда, со своей информацией, к едреной тете! А то, я сейчас, за себя не отвечаю!

Минер снова затянулся, и с прищуром поглядев на Пенки-на, потушил окурок в банке из-под сгущенного молока. — Ладно, пойду, — произнес он тем же равнодушным голосом и поднялся из-за стола. — Скоро на разминирование. Уже понаставили, небось. — Георгий вскинул на плечо вещмешок, и взглянув в последний раз на Пенкина, снисходительно добавил. — Ладно, морячок — вольно. Тебя я все равно не боюсь. И за пушку хвататься не надо, потому что этот чайник, — он щелкнул по его пузатому алюминиевому боку, — полетит быстрее, чем ты дернешь затвором.

Неизвестно, чем закончился бы этот конфликт, если бы в дверях не появился комбат Жерехов; Георгий тактично уступил дорогу, и отдав на прощание честь (при этом несколько иронично вывернул ладонь кверху), исчез в темноте коридора.

— О-о, товарищ майор, присаживайтесь к нашему столу. — Перелыгин с показной ретивостью поднялся с дивана и сделал приглашающий жест рукой.