Метагалактика 1995 № 1

— Тогда, голубчик, — комендант забарабанил пальцами по столу. — Давай-ка сам, братец, сходи и приведи сюда этих негодяев.

— Слушаюсь, вашбродь! — вскинулся вестовой, лихо развернулся и, чеканя шаг, вышел из гостиной.

— Я смотрю, у вас не острог, не каторга, а нечто вроде семейного приюта, — усмехнулся капитан Вольф. — Потакать пьянству, заигрывать с подчиненными, Алексей Иванович… Разумеется, это не мое дело… Но я буду вынужден в своем рапорте осветить…

— Рядить со стороны — оно, конечно, сподручнее, — сказал Перов. Вы, господа, приплыли и уплыли… А теперь представьте на минуту. Войдите в мое положение. Если б я, как вы выразились, не «заигрывал», от нашего достопочтенного острога мокрого места давно б не осталось! Но как видите — Бог миловал. Здравствуем.

— Прелюбопытная ситуация, — кивнул Вольф.

— Вот именно. Самое любопытное, — продолжал комендант Перов, — что в стенах этой грустной обители созрел заговор. Не много — не мало. Я доподлинно узнал об этом недавно. За неделю до вашего прибытия. Недурственно, господа?

— Забавно, — беря карту, согласился Вольф.

— Да, вы правы. Забавно, — вздохнул Перов. — Как, впрочем, все, что делается у нас в России.

Открылась дверь, и в гостиную вошли трое заключенных в сопровождении вестового.

— У нас что-то вроде классического театра, — рассмеялся Некрасов. — Явление второе. Те же — и три злодея.

— Вот, господа, извольте — заговорщики! — комендант ткнул пальцем в высокого белокурого человека. — Зачинщик! Бывший поручик Бурковский.

— Какой красавчик! Сколько не смотрю, никак не налюбуюсь, — пискнула в углу шестнадцатилетняя барышня, дочь священника, пребывая в объятиях мичмана Прокофия Вольского.

— Да. Набор лиц комедии у вас довольно своеобразный, — согласился капитан Вольф.

И действительно. Трое вошедших заключенных были, казалось, несовместимы друг с другом. Тем более — в серьезном деле. Тем более — в заговоре.

Стефан Бурковский — высокий, сильный, будто вырезанный из крепкого степного дуба, рядом — угрюмый коротыш Степан Рогозин, могучая неистребимая бородища почти до самых глаз; короткие, будто свитые из стальных канатов руки, безвольно опущенные вдоль квадратного туловища. И резким контрастом — Андрей Малинин. Вечная ухмылка на гладком, розовом, как поспевающий помидор лице. И, конечно, чубчик кучерявый, который все время лезет в глаза. И надо его бесконечно сдувать, чтоб не путался, не мешал лицезреть этот прекрасный солнечный мир.

— Что касаемо остальных заговорщиков, — комендант Перов указал на звероподобного узника. — Степан Рогозин, убивец. Зарезал самолично собственного барина Ануфриева. Представьте — за что? За первую брачную ночь с его женой. Будущей, разумеется. А этого… — комендант указал на розовощекого ухмыляющегося парня, — про него слов не найдешь. Самая распоследняя дрянь! Скажи, Малинин, ты в Господа Бога веришь?

— Нет, ваше благородие! — весело ответствовал Малинин.

— Вот именно — нет, — грустно повторил комендант Перов. — Из-за таких, как ты в России постоянная смута. Вот уж по кому петля плачет!

— Вас еще переживу, ваше благородие! — улыбка на лице Малинина стала еще более лучезарной.

— Что же, господин поручик, вы думаете я не знал, что вы втроем в заговоре? — обращаясь уже к Бурковскому, невозмутимо продолжал Перов. — Не видел ваши обезьяньи ужимки? Все видел. Доносы — вот у меня где! — комендант стукнул себя по затылку. — Кстати, Бурковский, доносы строчил один из твоих товарищей!

— Прекратите, господин комендант! — прервал коменданта Бурковский. — К чему этот пошлый балаган?

— Какой уж тут балаган, господин хороший. Увы, я связан с негодяем данным честным словом… — комендант отпил водки. — Впрочем, чего ж вы стоите? Присаживайтесь. В ногах правды нет. У меня нынче с картишками что-то не везет. Может подмените?

— Это можно, — осклабился Малинин.

— Тебя не приглашают, — бросил комендант презрительно. — Так как же, господин Бурковский?

— Благодарю покорно.

— Дело хозяйское. Ты, Бурковский, однако своим дружкам не верь. Особенно вот ему, — комендант указал на Малинина. — Продаст.

— Зачем же так, Алексей Иваныч, — чуть побледнев, покачал головой Малинин.

— За полкопейки заложит, — продолжал Перов. — Да-с. В хорошую вы компанию попали, бывший поручик! Стыдно! Давали клятву на верность царю и отечеству!

— Мое отечество — Польша!

— Нет такого отечества! И не будет! И это еще раз подтвердил своим походом на Варшаву наш генералиссимус князь Александр Васильевич Суворов-Рымнинский!

— Возможно, ваш Суворов — великий полководец. Но он обагрил свои руки кровью честных поляков! История ему этого не простит! — чеканя каждое слово, проговорил Бурковский. — Что касается моей Польши — и над ней встанет солнце свободы! Проше Панове извинить за столь напыщенный слог!

— Если у Вас, господин комендант, все бунтовщики в таком роде, я с удовольствием бы остался служить на Камчатке, — рассмеялся Некрасов.

В ту же секунду от удара сапога разлетелась дверь. Взвизгнули испуганно барышни. В гостиную ввалились ошалевшие от собственной храбрости люди — безумные глаза, перекошенные лица…