Метаген

Мне нравится тенденция авторов выкладывать книги целиком, а не главами с отрывками, как некоторые. Противно ждать новую главу, когда последняя заканчивается на сверх интересном моменте! Книга называется «Не видать тебе бессмертия». Жанр: психологический хоррор.

Диалоги персонажей в романе раздражают их как будто бы попугай писал. Идея интересная, реализация хуйня. Описание действий не достойны помилования… Автобус останавливается на светофоре, я смотрю в окно.

Трупы лежат на окровавленном снегу… Кажется подростки. Заглянув в «ЧП» я узнал в чем дело: «… несовершеннолетние распространители наркотиков были расстреляны истребителем у стены городской библиотеки…».

В стене с портретом Пушкина видны следы от пуль… Прыщавый Александр Сергеевич, думаю я.

ГЕНИЙ

Грязная бабка жрет помои на глазах первоклашек; им смешно, а меня подобное зрелище пугает.

Хотите узнать каково больным Альцгеймера — живите в постоянно страхе, вспоминаю я слова Гения, когда он зачитывал отрывок своего романа.

— Чтобы писать своим голосом ты не должен следовать жанру внешнему, — учил он меня. — Писатель должен нарушать границы. Всегда бунт, борьба. Не суть важно против чего. Защищай ЭТО… Понимаешь?

Я кивнул тогда головой, мол понимаю, однако я не был с ним честен. Думаю он это видел и от этого мне неловко вдвойне… Забыть бы человека и вспомнить частицу.

Грязная бабка жрет помои на глазах первоклашек; им смешно, а меня подобное зрелище пугает.

Хотите узнать каково больным Альцгеймера — живите в постоянно страхе, вспоминаю я слова Гения, когда он зачитывал отрывок своего романа.

— Чтобы писать своим голосом ты не должен следовать жанру внешнему, — учил он меня. — Писатель должен нарушать границы. Всегда бунт, борьба. Не суть важно против чего. Защищай ЭТО… Понимаешь?

Я кивнул тогда головой, мол понимаю, однако я не был с ним честен. Думаю он это видел и от этого мне неловко вдвойне… Забыть бы человека и вспомнить частицу.

Я увидел через большое стекло знакомое лицо. Гений. Было удивительно видеть его в пивнушке. Я вошел внутрь. Все деревянное, пахнет смолой и пивом. Отопление не работало, а на улице холодало. Жарко в помещении не было, впрочем как и тепло.

Гений сидел за дальним столиком, перед ним стояла большая кружка пива и лежала не раскрытая пачка чипсов. Вид у него был апатичный, я понимал: он пил потому что был чем-то расстроен.

Он был тем писателем о котором я тосковал в мастерской, помните, я вам уже говорил о нем? Все знают, что гениям почти никогда не везет в личной жизни, а иногда ее вообще не бывает. Они живут своими произведениями, у них не хватает времени на существование с нами, простыми людьми.

Не знал что Гений пьет: никогда не видел его с алкоголем или шатающимся по улице. В его руках я никогда не видел бутылки пива или водки, только блокнот и ручку, он постоянно что-то записывал… Сейчас, в пивной, блокнота при нем я не увидел.

Он отпил из кружки, поставил ее на место, на картонную подставку… С блокнотом, Гений, не расставался, он делал записи даже на улице в сильный мороз, когда температура стояла настолько низкая, что по дорогам ездил исключительно общественный транспорт, легковые авто никто не пытался завести: было бессмысленно.

Я вижу гифку перед глазами: его руки краснеют, а пальцы плохо слушаются, но он все равно сжимает ручку и выводит что-то на бумаге… Взгляд его никогда не был ясным, всегда задумчивый и отрешенный.

Я подсел к нему и сказал: «Привет. Я давно тебя не видел в мастерской. Мы скучаем по твоим работам… Что-то случилось? Почему ты не появляешься?»

Ходили кое какие слухи о том почему Гений не посещал мастерскую. Гений говорил, что у его книг не должно быть красивых обложек и дорогих рекламных компаний, особенно не должно быть короткой аннотации. «Мои книги, — говорил он, — это вещи. Даже не вещи. Бумага со словами».

Он говорил мне об этом не уверенно, как будто не до конца веря в собственные слова. Но писал он много, больше всех нас и однозначно лучше… Он занимался самостоятельным производством своих книг, распространял их в мягкой обложке.

Я слышал им заинтересовалось ФСБ. Им довелось ознакомится с содержанием его работ. Гений забрасывал свои книги в почтовые ящики и одна из его посылок попала в ящик сотрудника этой организации… Я представлял себе, как ОМОН врывается к нему в маленькую квартиру, с красным ковром на стене и пыльными комодами заставленными книгами (так я представлял себе его жилище). Они опрокинули Гения на пол и заломили руки за спиной.

— Ах, ты тварь! — говорят мужики в балаклавах и с автоматами. — Да, как ты мог бескорыстно делиться со случайными гражданскими лицами своими новыми мыслями! Ты будешь гнить в тюрьме, сука, до старости, больной ты долбаеб!

Гений посмотрел на меня, как на человека который очевидно не сможет понять ничего из того, что он скажет; он встал из-за стола и шатаясь направился к выходу, не очень вежливо, но ему я прощу любое неуважение или пренебрежение хорошими манерами.