Металл цвета крови

В январе 1944-го под Ленинградом была разгромлена и отброшена в Прибалтику полумиллионная группировка.

Но не все проходило гладко. Полк, к которому был приписан отдел контрразведки, попал под удар противника. Танковый батальон полка усиления Ваффен СС вклинился в расположение наступающей части, разрезал ее, как нож масло, и нанес удар по штабу. Погибли почти все штабисты, взвод связи, танки сровняли с землей полевой госпиталь, уничтожив персонал и всех раненых, а потом пьяные танкисты гонялись по полю за визжащими медсестрами и расстреливали их в спину.

Полтора десятка человек закрепились в здании школы, полчаса отбивали атаку, имея единственное противотанковое ружье. Они подбили два «Тигра», уложили десяток десантников – но сами полегли почти все, а от здания школы осталась груда обломков. Прорыв танкистов не повлиял на картину сражения – немцы попали в кольцо. Решившие сдаться – сдались, решившие погибнуть – погибли.

Березина без сознания извлекли из-под рухнувшей балки. Осколки и пули прошли стороной, но он заработал несколько сломанных ребер, ушибы тканей и тяжелейшую контузию. Танковый снаряд взорвался поблизости, осколки пощадили, а вот взрывная волна потрепала нещадно. Он едва не угодил в руки похоронной команды – кто-то вовремя обнаружил, что офицер дышит.

Два месяца в госпитале, сильные головные боли, видения, галлюцинации. Со временем их стало меньше, но совсем не прошло. Выписали в конце марта – лечащий врач снабдил лекарствами, рецептами и строжайшими инструкциями, как себя вести, чтобы не попасть в дурдом.

Никакой действующей армии, хорошо хоть в ведомстве оставили. Спокойная работа в тылу – борьба с недобитой резидентурой, анализ положения на фронтах, никакой беготни, драк, стрельбы. Отвоевал свое Березин – пусть теперь другие воюют. «Только время вас вылечит, уважаемый, – говаривал после выписки врач. – Да и то не уверен. С галлюцинациями вы справитесь, а головную боль, по-видимому, придется терпеть до старости… если доживете, конечно. Могу похлопотать о вашем увольнении из армии…»

Он возражал – сами увольняйтесь. Он здоров, как бык! Живой, руки-ноги на месте, голова между приступами работает, а сами приступы можно снимать с помощью таблеток, которые он обязался глотать в строго указанное время.

Последние два месяца он справлялся с обязанностями, хотя прекрасно понимал: он уже не тот. И начальство это видело, спасибо, не стояло с ножом у горла…

Он жадно жевал галеты – медицина рекомендовала усиленное питание. Вскрыл банку тушеной свинины, съел и ее. Спохватился, глянул на часы: в 14.00 он должен быть в Петропавловской крепости.

Через пять минут он уже шел по проспекту в сторону Мойки, петляющей по исторической части города. Пересек чугунный Зеленый мост, выбрался на Дворцовую площадь за Эрмитажем.

Разрушения были, но большинство скульптур, к счастью, сохранились. Памятник Петру, прочие изваяния во время войны маскировали мешками с песком, заколачивали в деревянные ящики. Провалы в стенах и разрушенные строения маскировали сетками. Здесь было много зенитных батарей, они эффективно работали с прорвавшимися в центр бомбардировщиками. Но полностью обезопасить исторические памятники они не могли.

Он шел по набережной Девятого января, вновь переименованной в Дворцовую – мимо Эрмитажа, дворцов и замков Русского музея, у которого за время войны не пострадал ни один экспонат. Он шел по разводному Кировскому мосту над мутными водами Невы – до 1934 года его называли мостом Равенства, до революции – Троицким.

В Петропавловскую крепость майора впустили по служебному удостоверению. Крепость тоже пострадала, но в меньшей степени. Комплекс зданий с мрачной историей находился на своем месте. Здесь когда-то располагалась главная политическая тюрьма Российской империи. В крепости закончил свои дни царевич Алексей – то ли сам скончался, то ли его убили. Здесь томилась княжна Тараканова, выдававшая себя за дочь Елизаветы; здесь сидели вредный для царского режима Радищев, декабристы, народовольцы, классики литературы Достоевский и Чернышевский, теоретик анархизма Бакунин. Сюда в 1917 году, после того как гарнизон поддержал большевиков, переселили Временное правительство Керенского.

Гауптвахты и тюрьма Трубецкого бастиона вошли в систему тюрем ВЧК. Здесь расстреляли четырех великих князей – и не только: в годы Красного террора у Головкина бастиона врагов – заговорщиков, бывших заводчиков, офицеров и генералов – расстреливали сотнями.

Сейчас на гауптвахте содержались пленные немецкие офицеры чином не ниже майора. Не до всех еще дошли руки.

Задание Березин получил несложное, но ответственное: допросить сидящего здесь уже третий месяц полковника Абвера Зигфрида фон Зельцера. Это имя упомянул захваченный в Новгороде член подпольной диверсионной сети, и очень кстати выяснилось, что данный господин пленен советскими войсками и коротает дни в Петропавловской крепости.