Проснулся он довольно поздно, но пробуждение его отнюдь не было мирным. Увидев что-то во сне, он подскочил на кровати и таким вот не совсем приятным образом вернулся из мира снов в реальность.
— Шелест? — донеслось до него сонное бормотание — Ют спала на краю его подушки. — Ты чего?
— Сон, — ответил Шелест и, вздохнув, снова плюхнулся на кровать. — Не иначе как предсказания Сабрины сбываются.
— Что снилось?
— Принцесса, — сказал Шелест.
— Опять? — фыркнула Ют.
— Я же не выбираю свои сны, — ответил Шелест с некоторой обидой. — Хотя если об этом, то денька три назад мне снилась Ариадна.
— А что-нибудь, кроме девушек, тебе снится? — язвительно спросила Ют.
— Не-а. Уж или ничего, или девушки.
— Извращенец, — передразнила Юфорию фея.
— Нет, возраст просто такой, — пояснил Шелест и тяжело вздохнул. — Шутки шутками, а за все время, что мы в Вавилоне, хороший сон был только один, но и его я не запомнил.
— Вчерашний, про принцессу?
— Ага. Про Ариадну снилась какая-то ересь, как выражается Йон, а сегодня видел, как принцессу кто-то пытается убить. Бр-р.
— Должно быть, это после вчерашнего, — предположила Ют. — Немудрено, хорошо, что тебе вообще не приснилась эта… как ее… Ну ты когда-то рассказывал, когда пилой…
— Расчлененка, — подсказал Шелест и рассмеялся. — Я же тебе говорил, забудь это слово.
— Легко сказать…
— И сделать нетрудно. Ладно, — Шелест встал с кровати. — Я выспался и теперь хочу поесть, пока нас снова куда-нибудь не потащили.
Еду принесла Ариадна. Шелест по обыкновению пригласил ее посидеть и поболтать. Ариадна согласилась, но выглядела она усталой. На расспросы Шелеста она туманно ответила, что были проблемы, и больше об этом ничего не сказала. Зато поинтересовалась вчерашним потрепанным состоянием Шелеста. Тот тоже сказал, что были проблемы, и пояснил, что если он скажет больше, то его ждет неминуемая смерть от посоха верховного жреца.
Шелест как в воду глядел — едва он закончил с едой, к нему пришел один из помощников Йона, которых тот, судя по всему, нещадно гонял как слуг, и сообщил, что верховный жрец просит Шелеста навестить ушедшего рано утром лорда Тиарнана и доставить ему письмо. Письмо было торжественно вручено Шелесту, после чего помощник удалился.
— Приехали, — Шелест повертел в руках небольшой свиток. — Ну ладно, благо дорогу я запомнил. Ют?
— Я лучше тут останусь, ладно? На кухне сегодня пирожные с кремом делают, — сказала Ют с блеском в глазах.
Шелест фыркнул и благословил ее на успешное воровство. Ют, надувшись, заявила, что ничего не ворует, и на этом они расстались. Ют понеслась на кухню, а Шелест покинул дворец и неспешно направился к Тейту.
В этот час — недавно перевалило за полдень — на улице почти никого не было. Шелест с удовольствием брел по пустынной дороге, наслаждаясь солнцем, красотой окрестностей и жизнью в целом. Но когда он подошел к уже знакомым воротам и попросил разрешения пройти, объяснив, что к чему, душевная умиротворенность разрушилась, уступив место недоумению. Все смотрели на него с таким трепетом и так старались услужить, как будто любое неудовольствие гостя могло закончиться апокалипсисом.
Очень скоро одна из служанок сообщила Шелесту, что если он хочет передать Тейту письмо из рук в руки, а только так, оказывается, можно доставить письмо от верховного жреца, то придется подождать не меньше часа. Она предложила ожидание в одной из самых роскошных комнат дома, со всеми возможными удобствами, но Шелест сказал, что просто зайдет попозже.
Чтобы скоротать время, он стал углубляться в город, туда, где располагались самые бедные улицы. Они были менее красивы, но простора здесь было куда больше, чем у дворца.
Однако Шелест переоценил свои способности к ориентированию и в результате отклонился куда-то в сторону. Улочки становились все уже, дома выглядели все беднее, хотя все до единого были очень аккуратны — об отсутствии достатка говорили только окна без стекол и пустыри вместо палисадников. Шелест решил дойти до какого-нибудь участка стены, окружающей город, и пройти до ворот, чтобы вернуться обратно по главной улице. Время у него было, а гулять при такой погоде — одно удовольствие, особенно по Вавилону. Даже такие невзрачные улочки вызывали у него чувство восторга и теплоты.
Единственное, что не устраивало Шелеста — реакция людей, встречающихся у него на пути. Он уже не раз пожалел, что не попросил у кого-нибудь белую накидку, как у всех. В своей одежде он бросался в глаза и, конечно, народ сразу понимал, что это — защитник Вавилона, пришедший из другого мира. Как следствие, все разве что на колени не падали. Кланялись в пояс, что-то неуверенно бормотали и провожали такими взглядами, словно мимо них проходило божество. Когда Шелест шел по улицам с Юфорией, он подобные номера списывал на ее присутствие и чувствовал себя вполне нормально.