Металлист. Назад в СССР

— Очень приятно, — произнёс я, хотя на самом деле мне хотелось поскорее уйти.

— Так, и что же вас привело сюда в такой час? — спросила Елизавета Константиновна.

Я вспомнил вдруг, что она чувствует ложь, и решил не скрывать ничего. Ну, может, всего лишь немного вывернуть факты.

— Предупредить Варю… Гм… Что меня завтра в школе не будет, — сказал я.

Елизавета Константиновна степенно кивнула.

— Чаю? Впрочем, это не обсуждается, вы совершенно точно замёрзли, — определила она. — Вон, уши уже посинели. Варвара.

— Сделаю сейчас, — буркнула Варя, явно недовольная моим поздним визитом.

Меня усадили за стол, накрытый кружевной скатертью, Варя выставила угощение, пряники в стеклянной вазочке, вишнёвое варенье, печенье из песочного теста.

— Не стесняйтесь, Саша, — произнесла Елизавета Константиновна.

— Я и не стесняюсь, спасибо, — ответил я.

Дома у них было уютно и хорошо. Кухню-гостиную, в которой мы сидели, от жилой комнаты отделяла шторка-дождик из крупного разноцветного бисера. Русской печи, к моему удивлению, в доме не оказалось, зато в стену была вмонтирована железная, чёрная, прямо как у нас в бараке. Газплита, такой же красный баллон, рукомойник в углу. Полочка в красном углу, прикрытая полупрозрачной занавеской, за которой угадывались иконы.

— Да, это иконы, — проследив за направлением моего взгляда, произнесла Елизавета Константиновна. Будто прочитала мои мысли. — Вас это не смущает, Саша?

— Нет, нисколько, — сказал я.

Бабушка Вари своей статью и выправкой почему-то напоминала мне пожилую дворянку или преподавательницу института благородных девиц. Стало ясно, почему и Варя постоянно держит спину прямой. Я и сам невольно выпрямился, дабы соответствовать.

— Тебе с сахаром? — спросила Варя, оборачивая ручку эмалированного бежевого чайника полотенцем, чтобы не обжечься.

— Нет, спасибо, — сказал я. — Варь, ты извини, если вдруг…

— Ничего, — торопливо сказала она. — Наоборот… Спасибо, что предупредил.

Чай мне подали в маленькой фарфоровой чашечке из старого, похоже, ещё дореволюционного сервиза. Он оказался обжигающе горячим, и я долго грел руки, обхватив чашку обеими ладонями.

— Варя говорила, что ты в больнице лежал, — сказала Елизавета Константиновна. — Сейчас-то, надеюсь, всё хорошо?

Даже так, они и такое обсуждают между собой? Немного неожиданно.

— Да, более-менее, благодарю вас, — сказал я. — Иногда провалы в памяти до сих пор, а в остальном хорошо. Вот вижу кого-нибудь, лицо вроде знакомое, а вспомнить не могу. Спасибо Варе, помогает, напоминает, иначе я даже не знаю, что бы делал.

Варя спрятала улыбку за чашкой с чаем. Елизавета Константиновна тоже благосклонно улыбнулась. Я поглядел на угощения, остановил свой выбор на прянике, чтобы поменьше крошить на стол. Атмосфера царила вполне себе дружеская, вечернее чаепитие в кругу близких, хотя я всё равно немного чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно когда Елизавета Константиновна пристально наблюдала за каждым моим движением или словом, будто мысленно меня оценивала.

— Ваша мама… На молокозаводе работает, ведь так? — спросила вдруг она.

— Да, — сказал я. — Целыми днями там. Мы с сёстрами помогаем по мере возможности. Вот завтра и едем… На картошку.

Она покивала каким-то своим мыслям.

— Мы свою уже выкопали, — понимающе усмехнулась Варя.

— Да, пораньше… Не то было бы как в прошлом году, — сказала Елизавета Константиновна.

— А как было в прошлом году? — поинтересовался я.

— Кто-то выкопал нашу картошку раньше нас, — сказала Варя.

— Оу, — выдавил я.

— Ладно хоть у нас оставалось немного здесь, возле дома, да и соседи поделились на зиму, — сказала бабушка. — Иначе совсем бы туго пришлось.

Я допил чай и аккуратно поставил чашку обратно на блюдечко.

— Спасибо за чай, за угощение, — сказал я. — Мне, наверное, пора.

— Ступайте, Саша, до свидания, — произнесла Елизавета Константиновна. — Варвара, проводи гостя, я уберу со стола.

Варя накинула поверх сарафана куртку, в которой словно тонула, я быстренько обулся, предвкушая уличный холод и промозглый осенний ветер. Мы вышли в сени.

— Хорошо, что предупредил, — шепнула Варя. — Я бы обиделась. Но больше так не делай.

— Надеюсь, больше не понадобится, — шепнул я.

— Бабушке ты понравился, — улыбнулась она.

Не понял, с чего она так решила, но раз она так говорит, значит, так оно и есть.

Мы вместе вышли за калитку, Варя остановилась, сунув руки в рукава куртки, будто в муфту. Повисло неловкое молчание.

— До понедельника? — спросила она.

— До понедельника, — сказал я.

Она вдруг протянула мне руку для рукопожатия. Я сделал иначе, взял её тонкие пальчики пианистки, прежде, чем она успела опомниться, наклонился и нежно поцеловал. Она отдёрнула пальцы, словно я её укусил.

— Дурак! — фыркнула Варя и сбежала обратно за калитку.

Может, я и дурак, но бабушке всё-таки понравился.

Домой побежал лёгким бегом, не только для того, чтобы поскорее вернуться, но и для того, чтобы согреться. Возвращаться, если честно, не хотелось совершенно, и не только из-за завтрашней картошки.