Метаморфоза

Мне не на что было надеяться... люди из космопола виртуозно владеют скварком, у меня даже миллионной доли шанса не оставалось. И я прыгнул. Я прыгнул хитро (для непрофессионала хитро, не для Коперника), с изгибом, я летел на него, и скварк был нацелен мне точно в грудь. Я совершенно не понял, почему он не выстрелил - мелькнула мысль, что он, наверное, тоже чувствует себя плохо.

Он не то что не выстрелил - он даже не сгруппировался, даже не отреагировал на прыжок боевым блоком, чисто рефлекторным боевым блоком, он всего лишь присел-от неожиданности. Я уверен, что не убил его, убивать у меня даже мысли не было, я просто ударил его сбоку двумя ногами, чтобы отключить на минуту, и он позорнейшим образом упал на спину, этот Коперник. Клянусь, я не хотел его убивать. Я больше чем уверен, что он просто упал, и я все правильно сделал.

Но я тоже упал. Я лежал в траве, а рядом валялся Коперник, я понимал, что немедленно надо встать и... убираться? Нападать? Словом, что-то немедленно делать. Но меня словно парализовало - так плохо я себя почувствовал вдруг. Я был тяжелейшим образом болен. Я, кажется, застонал.

Музыка смолкла, поднялась дверь, ко мне подбежали двое. Я нашел силы сопротивляться, и цветастые стали со мной грубы. Они били меня, пока тащили в дом, били молча и быстро, а мне становилось все хуже и хуже, и ни на что уже не оставалось сил. Меня трясло. Мне казалось, я умираю.

Они волоком втащили меня в свой дом, в ярко освещенную комнату, швырнули на ковер и стали пинать ногами. Это продолжалось недолго, потому что скоро раздался знакомый голос (каждый звук отзывался болью во всем теле - не люблю боли):

- Немедленно прекратить эту виоленцию!

Ох, как болели мои косточки, ох, как клеточки мои лопались, и глаза резало, и горло сводило, и дышать было почти невозможно, и все нервные окончания словно взбесились.

- Приходите, приходите в себя, дорогой мой. Ну? Вам уже лучше? спросил меня кто-то.

Ни черта мне не было лучше, откуда тут лучше, но, по крайности, я нашел в себе силы собрать мысли, ощутить себя собой, пусть и очень больным. Я уже знал - чуть-чуть поднапрячься, и я вспомню, кто со мной говорит.

- Посадите его в кресло. Что ж это он на полу?

Ох, как больно меня подняли, как цепко схватили множеством невежливых рук, как немилосердно швырнули в кресло!

- Сейчас придете в себя, дорогой Хлодомир, это болезненно, но это нормально, так и должно быть, небольшой предварительный приступ. Сейчас вы немножко придете в себя, и будет у нас с вами маленькая, но ответственная конверсация.

- Тише, - страдальчески говорю я. Голос, который мне так необходимо вспомнить, вызывает боль и мешает сосредоточиться.

- О (тоном ниже)! Мы уже говорим? Быстро, удивительно быстро. Скоро и конверсацию будем в состоянии выдержать.

- А? - спросил я, уже почти вспоминая.

- Конверсацию. Беседу - в переводе со староанглийского.

Эрих Фей, бессменный хранитель городского спокойствия. Точнее, если я только не ошибаюсь, временно исполняющий обязанности оного. Очень временно. На период конверсаций и мутуальных - то есть общих - акций совместно с неким Хлодомиром Вальграфом, куафер-инспектором и, похоже, последним идиотом, добровольно сунувшимся в не слишком ловко расставленную ловушку. Вот он, прямо передо мной, в своем плаще для вечерних ивнингов. Расплывается немного, но это пройдет. Положив ногу на ногу, он сидит посреди комнаты в роскошном кресле "Самаритэн". В таком же полулежу и я сам. В креслах похуже, словно зрители на домашнем спектакле, расположились у стен человек двадцать цветастых. Даже для здорового многовато, а я болен.

- Фей, - говорю я.

- Узнали, - ласково улыбается он. - Узнали, голубчик Вальграф. У меня очень запоминающаяся внешность. Если даже это и недостаток, то я им...

- Что все это значит, гранд-капитан?

- ...то я им дорожу, - заканчивает Фей. Благожелательно глядя на меня, он задумывается, он теребит подбородок, добрая улыбка на его лице вызывает очередной приступ боли, терпимый, впрочем. - Дорогой Вальграф! Я хочу сообщить вам прежде всего приятную новость. Следствие по интересующему вас делу закончено, и убийца найден!

Я сначала не понимаю.

- Какой убийца?

- Ну как же, убийца вашего друга, нашего дорогого Коперника. Неужели забыли? Нехорошо.

- Но он же... - Я оглядываюсь по сторонам в поисках Копа, но его нет в комнате. Это странно. Я знаю свой удар, он уже должен был оклематься.

- Я говорю про убийцу Виктора Коперника, сотрудника космопола, вашего соинспектора, которого на ваших, между прочим, глазах удушили не далее чем сегодня. Неужели не помните?

- Да, но... Я же его видел потом! Он сказал, что это был спектакль.

- Спектакль, - улыбаясь, говорит Фей. - А? Хорошенький спектакль! Ну конечно, спектакль, дорогой мой! Спектакль, во время которого был убит ваш товарищ. Разумеется, что еще, кроме спектакля?!

- Я что-то не очень понимаю...