Если же задуматься серьёзно, то кто может оставаться уверенным в своей честности, если никогда не знал соблазнов? Интересно, как поведёт себя честный человек, если останется один на один с кучей драгоценностей и будет знать две вещи: во-первых, что в данный момент он совершенно один, и, во-вторых, что если он даже и возьмёт часть, пропажу не обнаружат, и никто его не заподозрит? Честность проверяется на соблазнах так же, как доброта – на добрых поступках, а не на добрых помыслах. Но мой приятель по наивности пока этого не подозревал и верил в себя, как верят, впрочем, многие.
– Остаётся Варвара Ивановна, – продолжала вести следственную нить Валентина. – Но ей семьдесят четыре года. Зачем ей это? – раздумывала она.
– Что ж, и в таком возрасте можно нагрешить. Может, она собирается устроить себе пышные похороны на чужие средства, тем более, что своих не стало, – пошутил Евгений.
– А у Варвары Ивановны тоже ведь украли перстень, – вспомнила Татьяна Сергеевна.
– Значит, в нашем доме вторая кража, – заключила Валентина. – Получается, что вор дважды бывал в нашем подъезде. Кто-то же должен был его видеть. Когда вы в последний раз надевали свои украшения? – обратилась она к соседке, пытаясь выйти из тупика.
– Месяц назад.
– И больше не прикасались?
– Нет. Незачем было. А соседка меня пригласила в филармонию. Вот и понадобились украшения – я полезла, а их нет.
– Месяц назад. Значит, их могли украсть и не сегодня, а месяц назад? – пробовал мыслить логически новоявленный следователь.
– Могли, – подтвердила соседка.
– И деньги могли месяц назад исчезнуть?
– Могли, – снова покорно кивнула Татьяна Сергеевна, – На мелкие расходы я оставляю в сумочке небольшую сумму, а излишки откладываю в кошелёк.
– Ваше невнимание очень осложняет следствие, но ничего, распутаем, найдём и вернём, – ободрила Валентина, задумчиво походила по комнате и спросила: – Так кого же вы видели в последние два месяца? Вспомните, кто заходил к вам, кроме нас троих, возможно, какое-нибудь служебное лицо; газ приходили проверять или электросчётчик.
– Служебные лица? Да, они были, – обрадовалась пострадавшая. – Из домоуправления приходили, переписывали, в каких квартирах горячая вода плохо бежит; почтальонша телеграмму приносила, врач заходил, я неделю болела, вызывала на дом. Из телеателье мастер приходил, телевизор чинил; портниха два раза была, мне примерку делала.
– Вот это уже следствию интересно, – сразу оживилась Валентина, стараясь выражаться как можно солиднее. – Указанные личности мы установим, отдыхайте. Всего хорошего.
Валентина и Евгений поспешили распрощаться, чтобы надоедливая соседка не увязалась за ними. Хотелось отдохнуть и мысленно проанализировать имеющиеся факты. Вернувшись домой, полицейский переоделся в домашнее спортивную форму и сел ужинать.
– Ты что, думаешь сама расследовать кражу? – спросил Евгений супругу и, не дожидаясь ответа, начал отговаривать: – И не думай. Дело ответственное, не для твоего ума. Люди специально учатся, чтобы расследовать преступления, а ты – самозванец.
– Рассуждаешь, как все женщины, – запальчиво возразила Валентина. – Тебе бы только, чтобы я дома сидела да телевизор смотрела. А мне деятельность требуется, понимаешь – деятельность… Она собиралась добавить ещё что-то, но в эту минуту в комнату без стука и звонка ворвался я, благо дверь они забыли закрыть, иначе бы, занятый собственными мыслями, я с разбегу разбил бы о неё себе голову.
– Друзья, друзья! – закричал я с порога истошным голосом, напугав обоих. – Несчастье, у меня опять несчастье!
– Снова лаборатория взорвалась? – приподнялся мне навстречу удивлённый Евгений.
Я плюхнулся на стул с такой безнадёжностью, что он, еще не зная, в чём дело, поспешил меня утешить:
– Не беспокойтесь, лабораторию вы восстановите, мы поможем. А если вы переживаете относительно нас, так мы запаслись терпением, подождём.
– Вас обокрали? – подозрительно спросила Валентина, настроенная уже только на кражи.
– Хуже, – с отчаяньем вымолвил я. – Целая авантюра.
– Успокойтесь, съешьте тарелочку супа, – мягко предложил Евгений, пододвинув мне тарелку с очень подозрительным содержимым.
Я собирался было возопить: «Какой может быть суп, когда гибнет лаборатория и многолетние труды!» – но чувство голода, которое проснулось во мне сразу же при виде аппетитно накрытого стола, возопило во мне громче и заглушило мои первоначальные намерения. Став благоразумным, я решил сначала поесть и успокоиться, а затем перейти к объяснению. Суп, несмотря на подозрительный вид, оказался очень вкусным, и я попросил добавки. Когда и вторая тарелка опустела, по моему телу вместе с теплом разлилось олимпийское спокойствие, и я уже без всяких возгласов, пугающих моих приятелей, стал рассказывать: