Когда он удалился, Анастасия стала мучительно размышлять, бесцельно меряя шагами обезлюдевшие комнаты. Что же делать? Что мне делать? Отказаться? Нет. Теперь я верю, что возлюбленный моей молодости готов на любые мерзости, гадости и подлости. Как я могла по уши в него втрескаться? Как? Жизнь такая сложная штука. И мрачная. Болезненно мрачная. Он его убьёт. Это не пустые обещания. Тогда что – согласиться? Теперь простая перспектива часто видеть эту самодовольную, эгоистичную и безжалостную физиономию вызывала в её теле озноб и рвотный рефлекс. Думать о постели, разделённой с ним, она вообще не могла. Что остаётся? Да, точно! Я убью Бояринова. Чем? Ножом? А если не смогу? Пистолет. У отца Олега есть именной пистолет. Пистолет! Пистолет!! Пистолет!!! Нет, отцовский пистолет не подойдёт. Настя нещадно тёрла виски, уже реагирующие болью на любое прикосновение. И ходила, ходила, ходила… Ещё не хватало свёкра завлечь в этот страшный омут жестокости. И без того всё ужасно. Так, значит, он придёт послезавтра. Он придёт, он придёт. Он придёт, и я скажу, что согласна. Что он будет делать? Что делать? Полезет целоваться. Да! Тут я его и пырну ножом. Его рожа, его омерзительные поползновения придадут мне дополнительные силы. Куда пырну? Куда-куда? В живот. Конечно, в живот. И он будет умирать. Он будет медленно подыхать в луже собственной ядовитой крови. Каждому воздастся по заслугам! И это справедливо. Это справедливо!!! А если не умрёт? Не умрёт! Не умрёт!! Не умрёт!!! Тогда всё – конец всему. Меня посадят, Олега убьют, а Тёму отдадут в детдом. Посадят, убьют, отдадут… Нет, убивать нельзя. Нельзя! Нельзя!! Нельзя!!! И сделать я этого не смогу. Одно дело планировать – другое исполнить, исполнить… Собственно, и смерть мерзавца ни к чему не приведёт. Меня упекут, а Олега не выпустят. Это вовсе не выход. Не пойдёт. Это не выход… А если я просто умру, что будет с Олегом? Точно! Он станет неинтересен Бояринову и его отпустят. Его отпустят… Вот только Тёмка останется без матери. Без матери. Но это выход с минимальными потерями. И он зависит только от меня. От меня он зависит. Он зависит от меня! От меня!!!
Настя скрипнула зубами и сжала кулаки до цвета ватмана.
Часть третья
Х: характер, храбрость, художник, хороший человек
Глава «Х»
Х
амелеон не единственный представитель семейства двуличных. Когда Хамелеон у власти, цвета меняет вся свита.Щёки непрерывно раздувались от усердия. На лбу скоро должна была образоваться мозоль от частого касания пальцами. Ничего, ничего: отрицательный результат – это тоже результат. Впрочем, Олег Владимирович говорит по-другому: отрицательный результат – это наиболее частый результат и ничего больше. Александра упорно ломала голову над задачкой, подкинутой Князевым, когда в палату зашёл улыбающийся Адливанкин. Она сразу отключила планшет, помня о наставлениях капитана.
– Как ты себя чувствуешь? – он поцеловал её в губы.
– Хорошо. Но Арсен Геворгович не хочет меня отпускать. Говорит, что надо сделать томограмму и другие исследования.
– Есть осложнения?
– Не знаю, – пожала плечами Сашенька, – по ощущениям всё нормально. Ну, рассказывай!
– Что рассказывать?
– Хоть что-нибудь. Здесь такая скукотища, что буду рада услышать даже простое описание пейзажа за окном твоего кабинета.
– Знаешь, а новости у нас нескучные. Совсем не скучные. Но и не весёлые.
– Что-то случилось?
– Да. Князева арестовали.
– Князева? – девушка села в постели, сдвинув при этом подушку, из-под которой показался кончик золотого айфона. – Олега Владимировича!? – новость не укладывалась в её прелестной голове. – За что?
– За всё! Там куча разных обвинений.
– Каких? Каких?? Какие могут быть обвинения против Князева?
– Каких-каких? Все и не перечислишь. Вот, к примеру, ты с ним оставалась одна, когда я повёз в больницу этих пацанов.
– И что?
– Он бил Бадаева?
– Какого Бадаева?
– А, ну да, ты же не знаешь его фамилию. Человека, который на вас напал, бил?
– Нет, не бил.
– Совсем не бил?
– Но ведь это он на нас напал! Естественно, что Олег Владимирович применил к нему силу.
– Это понятно. Какую силу, вот в чём вопрос. Он его пинал?
– Нет. Князев его скрутил. Но перед этим нападавший вырвался и хотел застрелить нас, и капитан ударил его ногой в пах, а затем, по-моему, ещё пару раз, прежде чем завладел пистолетом. Я точно не помню, я была в сильной отключке.
– Вот так и говори, когда тебя вызовут.
– Вызовут? Зачем?
– Бадаев умер от внутреннего кровотечения.
– В тот же вечер?
– Нет, через три дня.
– Что за глупость? Даже ребёнку понятно, что эти два факта никак не могут быть связаны.
– А вот связаны. Бадаев перед смертью написал письмо, в котором обвинил нашего с тобой непосредственного начальника в немотивированной жестокости. Он прямо написал, что в его смерти виноват Князев.
– Дебилизм, какой-то. У него что, язва открылась? Не может внутреннее кровотечение сказаться только через три дня. Ты же помнишь, бандит был вполне здоров, когда ты прибежал.