Метаморфозы

Вскоре от Володина пришел ответ: спасибо, что написали! "Я хотел снять вещь - уже в гранках, а вот - вы плакали..." На конверте был его адрес. Я снова пишу письмо! Мол, сама тоже пишу прозу. И больше Володин не стал мне отвечать. Понятно: я сразу для него ПРЕВРАТИЛАСЬ из простой читательницы в собрата по цеху, а это уже скучно. Но на самом деле только собрат и может оценить по-настоящему. Или критик...

* * *

Как в годы советской власти изменилась фраза Толстого про счастливые семьи, которые все похожи друг на друга! Все несчастные семьи стали похожи друг на друга: ночной арест, неизвестность, очередь перед тюрьмой для передачи посылки и т.д. А все счастливые семьи были счастливы по-своему. Кто скрывался, переезжая с места на место... Кто-то менял фамилию, выйдя замуж...

* * *

1977 год. В деревне Ш. Мне сказали:

- Племянник секретаря горкома здесь купил дачу, вот и сделали к нам хорошую дорогу! Была грязь, а теперь чисто - асфальт...

1999 год. В той же деревне Ш. Мне сказали:

- Один новый русский ездит к нам - теща у него здесь. Вот и отремонтировал в прошлом году дорогу!

* * *

Десять лет тому назад я сидела за столом и раскладывала по кучкам зарплату мужа: это за квартиру, это за свет, за газ, вот еще - вернуть долг... А в гостях был Женя Филенко. Он сказал: "Спорим, что не пройдет и десяти лет, как Нина будет тыкать неверным пальцем в компьютер и так рассчитывать свой бюджет". Прошло десять лет, но Нина все так же по кучкам раскладывает зарплату мужа: вот это за телефон, это - вернуть долг... В чем же здесь метаморфозы? А в том, что Женя Филенко уже давно к нам не ходит! А жаль...

* * *

Когда я выходила замуж, в моде были такие свадебные тосты:

- Экзюпери писал: "Любить - это не значит смотреть друг на друга, это значит - смотреть в одном направлении" (понимай - в светлое будущее).

Потом, во время перестройки, когда все хотели социализма с человеческим лицом, я на одной свадьбе слышала такой тост:

- Любить - это не значит смотреть в одном направлении, а значит смотреть друг на друга! Ценить друг друга, личность каждого уникальна!

Наконец настала эпоха рынка. На серебряной свадьбе нам сказали:

- Любить - это значит и смотреть друг на друга, и в одном направлении, и на деньги тоже посматривать!..

* * *

Сосед по квартире засорил туалет. Я ему сказала: "Больше так не делай, прошу тебя!". А он в драку! Кричит:

- Я тебе живот распорю! Я тебя сгною! Вы все у меня будете ноги целовать!

- Вот все твои мечты: чтоб ты животы распарывал, а у тебя ноги целовали! Боже мой! (вызываю милицию).

Но милиция не приехала. А муж был на сторожевой ночной работе. Я лежала и читала. Набрела на слова Славы Курицына о Тютчеве: "Как будто не было страшной жизни, не выл ночной пронизывающий ветер...". Вот-вот! Моя страшная жизнь, и ветер, и вода с потолка... И стало легче (слово исцеляет).

* * *

Муж Слава учил дочерей ивриту, но они плохо успевали в этом.

- Хотите выйти замуж за евреев, а не учите иврит!

- Мы будем, будем!

- А я буду к вам в Израиль приезжать. Скажу: "Что-то я давно не лупил своих еврейских внуков!".

Прошло пять лет. Он выучил арабский. Возил девочек на уроки (он преподавал арабам русский язык в Фарминституте). Арабы полюбили моих девочек, водили их в театр, кормили конфетами.

Слава: "Ладно, выходите уж за арабов. А я буду к вам приезжать, скажу, что давно я не лупил своих арабских внуков". (Ему бы - на самом деле - лишь приезжать туда, где можно тренировать свое знание языка.)

* * *

Один мой знакомый изобрел прибор (лазерный), который продлевал жизнь раковым больным. Он его возил по пермским больницам и продавал.

- И каждый раз на моем пути встает еврей - старается обмануть!

Мы с антисемитами не поддерживаем, конечно, никаких отношений. Порвали и с этим. Прошло лет семь. Встречаю его в автобусе. Жалуется:

- Вот твой муж выучил всех пермских евреев ивриту, они и уехали! А русские на их месте знаешь какие - они не хотят вообще покупать мой прибор! Мол, зачем продлевать жизнь больным... Евреи-то понимали, что надо, они просто платили мало... А теперь я вообще без прибыли.

* * *

Наш "Роман воспитания" не вышел - в "Новом мире" он очень сокращен. Я стала говорить дома: вот, Наташа просила у меня прощения, я не простила ее... испугалась, что она снова будет к нам ходить, доводить меня. А теперь роман-то не идет. Пока я не прощу ее. (На самом деле я давно простила, но надо ей сказать.)

И вот мылась у Люды Чудиновой. Давление подскочило, назад еле иду. Весна, гололед, едва я держусь на ногах. Читаю вслух Бродского. Меня Бедиков научил: если читать стихи, то время незаметно проходит (он так Каму переплывает: то под Бродского, то под Рубцова - единственный, может, случай, когда эти два поэта сошлись...).

А пермский весенний гололед особенный: лед внизу, а сверху, поверх льда - жидкая грязь. Мне Марина Абашева рассказывала, как иностранцы прилетели в Пермь и уже в аэропорту ее спросили: "Это что внизу?".

- А что?

- Коричневое что?

- Грязь.